– Смотрите-ка, – услышал он голос Деламарша. Вся троица стояла в комнате, занавесь за ними была задернута, Карл, должно быть, не услышал их шагов, но, увидев их, выпустил нож из рук, у него не оказалось даже времени для объяснения или извинения, так как в припадке давно копившейся ярости Деламарш набросился на Карла – развязанный пояс его халата описал в воздухе сложный зигзаг. В последнее мгновение Карл увернулся, он мог бы вытащить ножи из двери и использовать их для защиты, но вместо этого, пригнувшись и подпрыгнув, схватился за широкий воротник халата Деламарша, поднял его, дернул вверх – халат-то был французу велик – и ловко набросил его на голову противника, захватив его совершенно врасплох; тот сначала сослепу замахал руками и неуклюже замолотил кулаками по спине Карла, который, чтобы уберечь лицо, прилип к его груди. Карл терпел удары, хотя и содрогался от боли, но удары становились сильнее, а. как же не терпеть, ведь впереди была победа. Схватив руками голову противника так, что большие пальцы пришлись, как раз против глаз, он толкал его перед собой в гущу мебельного беспорядка и вдобавок старался захлестнуть ноги Деламарша поясом халата, чтобы свалить его с ног.

Поскольку же Карл целиком и полностью был занят Деламаршем, тем более что он чувствовал, как возрастает сопротивление и как жилистое тело врага все больше упирается, он начисто забыл, что Деламарш здесь не один. Но очень скоро ему об этом напомнили: у него вдруг подкосились ноги, которые Робинсон, с криком кинувшись позади Карла на пол, дернул к себе. Вздохнув, Карл выпустил Деламарша, и тот отпрянул еще на шаг. Брунельда в борцовской стойке возвышалась в центре комнаты и сверкающими глазами наблюдала за схваткой. Словно участвуя в ней, она тяжело дышала, примеривалась прищуренными глазами и медленно замахивалась кулаками. Деламарш рывком сбросил с головы воротник халата, опять получив возможность видеть, и теперь, само собой, пошла уже не борьба, а наказание. Схватив Карла за грудки, он прямо-таки оторвал его от пола и, от презрения даже не посмотрев на него, с такой силой швырнул на находящийся в нескольких шагах шкаф, что Карл в первое мгновение решил, будто резкая боль в спине и голове, вызванная ударом о шкаф, идет от кулаков Деламарша.

– Мерзавец! – услышал он в темноте, застлавшей глаза, восклицание француза. И когда он, теряя сознание, упал возле шкафа, в ушах у него эхом звучало: – Ну, погоди!

Когда Карл пришел в себя, в комнате было совсем темно, – вероятно, еще стояла глубокая ночь, только сквозь балконную занавесь проникал слабый лунный свет. Слышалось спокойное посапывание трех спящих – самое громкое принадлежало Брунельде, она и во сне пыхтела, как днем; было, однако, трудновато установить, где находился кто из спящих – вся комната полнилась шумом их дыхания. Немного сориентировавшись, Карл решил обследовать себя и испугался: ведь хотя все тело было сведено от боли, он даже и не думал о том, что мог получить серьезную травму. Теперь он чувствовал тяжесть в голове, и все лицо, шея и грудь под рубашкой были влажны, как от крови. Нужен был свет, чтобы выяснить, в каком он состоянии, вдруг он искалечен, тогда Деламарш, наверное, охотно его отпустит, но что он будет делать, ведь в таком случае все кончено. Ему припомнился парень с изъеденным носом, и на минуту он закрыл лицо руками.