Джозеф сказал:
— Спасибо. Я думаю, что мясо уже готово.
Помощники вилами перевернули куски мяса в ямах, а гости, с оловянными кубками в руках, выстроились в очередь к бочонку с вином. Гитаристы выпили виски, их обслужили первыми, ведь солнце было ещё высоко, а им предстояло потрудиться. Проглотив свою закуску, они, в то время, как другие люди ещё ели, уселись полукругом на ящики и принялись наигрывать, подстраиваясь друг под друга и подбирая танцы; они должны были звучать как один пылкий и страстный музыкальный инструмент. Старый Хуан, знавший характер музыки, держал их кубки всегда полными виски.
Вот две пары вышли на площадку для танцев и, неспешно переступая ногами, начали двигаться в непрерывном церемонном танце, сопровождая его всеми поклонами и медленными телодвижениями. Пульсирующий ритм гитар вскоре обернулся зажигательными мелодиями. К бочонку с вином снова выстроилась очередь, и многие пары вернулись на танцевальную площадку с гораздо большим, чем раньше, помутнением рассудка. Гитаристы, ощутившие эту перемену, теперь больше жали на басовые струны, ритм участился и окреп. Площадка теперь была полна гостей, которые хотели немного потанцевать, но, взявшись за руки, лишь едва переступали ногами. У ям возникли индейцы, которые, не благодаря, стали брать предложенные им хлеб и мясо. Потом, жуя мясо и кусая чёрствый хлеб, они плотной толпой окружили танцующих. Резкий ритм стал уже назойливым, и индейцы начали в такт ему передвигать ноги, но их лица по-прежнему ничего не выражали.
Музыка не прекращалась. Она всё звучала и звучала в неизменном колотящемся ритме. Снова и снова кто-то из музыкантов, не переставая правой рукой перебирать струны, протягивал свою левую руку за бокалом с виски. Снова и снова танцующие покидали площадку, чтобы подойти к бочонку с вином, опрокинуть кубок и быстро вернуться назад. Парами уже больше не танцевали. Руки тянулись, чтобы обнять каждого, кто был в пределах досягаемости, колени подгибались, а ноги мерно переступали в такт медленным ударам гитарных струн. Танцоры начали с низкого гула, извлекая ноту из глубин горла и в изнеможении выдавливая её наружу.
Звук достиг четверти тона, и множество голосов подхватили ритм. Целые участки забитой до отказа танцевальной площадки заходили ходуном, подстраиваясь под ритм. Гул, который поначалу вызвал смех и громкие шутки, нарастал и усиливался, вызывая жуткую дрожь. Один мужчина был замечателен своим высоким ростом, другой — силой своего голоса, одна женщина была красоткой, другая — сердитой толстушкой, но сейчас всё изменилось. Танцующих уже нельзя было отличить друг от друга. Лица расплылись от восторга, плечи расправились, каждый стал частью танцующего тела, а душой этого тела был ритм.
Гитаристы с ярко блестящими, широко открытыми глазами походили на демонов, они ощущали свою власть и стремились получить власть ещё большую. Струны звенели в унисон. Мануэль, который утром смущённо улыбался, скаля зубы, откинул голову назад и на высокой пронзительной ноте протяжно бормотал бессмысленный набор слов. Танцующие затянули ритмичные припев. В этот момент заиграл ещё один музыкант, и хор ответил ему.