От самых лугов пригородных на Яузе и вплоть до посадов, даже до самых стен Кремлевских, вдоль всего пути, где шел Иван со свитой своей, на протяжении десятка верст толпились сотни тысяч народа, ликующего, разодетого во все новое, во все дорогое и лучшее, что десятками лет хранилось по дедовским укладкам и скрыням, в клетях и каморах. Не одни москвичи тут были или люди, случайно попавшие в стольный град московский в эту счастливую пору. Нарочно издалека собралися люди русские приветствовать юного победителя грозных доселе казанских татар.

С громовыми, ликующими кликами встречено было выступление царя из Тайнинского. Не смолкали крики все время, пока въезжал он в Москву и приближался к Сретенскому монастырю, где ждал его в блестящем пасхальном облачении митрополит, окруженный сонмом высшего духовенства московского, и прямо оглушительный вопль и рев толпы раздался, когда остановился Иван перед древней, глубокочтимой иконой Богоматери, писанной самим евангелистом Лукой, и, перекрестившись, поцеловав образ, приложившись к мощам нетленным, принял благословение митрополита.

– Многая лета царю благочестивому, Ивану Боголюбивому, государю нашему! Жив буди, победитель варварский, избавитель христианский! Слава тебе, царь батюшка! – вот какие крики потрясали не только воздух, но, казалось, заставляли содрогаться и новые, крепкие стены Кремля, вырываясь из сотни тысяч грудей…

И, как по волшебству, все стихло, когда глашатаи замахали своими посохами, ударили в бубны, объявляя, что царь промолвить желает свое слово великое к митрополиту-владыке. Стихли клики и пальба. Не гудят большие и малые колокола кремлевские… Громко, отчетливо заговорил Иван, желая, чтоб как можно на большем пространстве были слышны слова его речи, приготовленной и затверженной задолго до этой минуты.

– Отец ты наш, Макарий, митрополит всея Руси, и архиепископы, и епископы и весь православный собор священства русского! Бил я вам челом: молили бы Господа и всех святых Его о нашем здравии, и об устройстве земском и освобождении от нашествия врагов видимых и невидимых. Советовался я с вами о неправде казанской, что города они русские грабят, христиан в полон берут, церкви Божие и монастыри святые разоряют… Много раз и деды, и отец мой ходили за то войною на агарян нечестивых, и сам я той же стезею шел, да не посылал Бог удачи. Видно, за грехи мои прежние.

Теперя за то – иное Бог дал! Не успели мы на татар казанских, на юрт нечестивый наступить, а на подмогу своим единоверцам безбожным крымский хан, Девлет-Гирей царь свою орду на Русь повел. Но молитвою вашею и заступничеством Бога сил и всех святых Его, купно с Пречистою Богородицей, вспять воротился Девлет-Гирей царь, не кем иным гоним, но токмо гневом Божьим! И нас не дождался!

А которые люди его с нашими людьми переведалися, – тут Господь нам свое милосердие явил: наши воеводы разбили крымских многих людей и многих живых к нам привели. И тогда, на всемогущество Бога и чудотворцев великих уповая, пошли мы на свирепых кровопролитцев, казанских людей, вооружася вместе с князем Владимиром Андреевичем и со всем своим воинством… И, Бог дал, дошли здорово.