— Почему он так кричит? — спросил, ничего не понимая, Долгов.

Но ему никто не ответил. Старпом стер стекавшее с волос и заливавшее глаза масло и лишь тогда увидел, что у Федорова нет ног. Вернее, они были, но короткие, будто детские. Ступни сжавшихся гармошкой хромовых сапог находились там, где у особиста должны были располагаться колени. А серое галифе окрасилось в бурый цвет и собралось клубком где-то в районе пояса.

— Я слышал, что так на тральщиках бывает, — прошептал рядом матрос. — Но никогда не думал, что увижу своими глазами.

Ударом взрывной волны Федорову забило нижние части ног туда, где должны быть верхние. И теперь его берцовые кости находились рядом с бедренными, а кости таза запутались где-то в разорванных внутренностях.

Долгов почувствовал, как у него под масляной пленкой встают дыбом волосы. Неожиданно крик стих. Метания особиста прекратились, и он затих, уставившись в небо немигающим взглядом водянистых глаз.

— Наконец-то, — прошептал кто-то в толпе. — Ужас… Боли не выдержал.

— Да. Даже фашисту такого не пожелаешь.

Рядом прошел эсминец и просемафорил: приготовиться покинуть судно и перейти к нему на борт.

Капитан отвернулся от лежавшего в ногах особиста и мрачно сказал сигнальщику:

— Передай — в помощи не нуждаюсь!

И действительно, через несколько минут пробоину закрыли пластырем и укрепили подпорками. Танкер, хоть и потерял ход, смог двигаться самостоятельно. С судна командира конвоя просемафорили, чтобы русские немедленно покинули корабль, потому что он тормозит общее движение. Но эту команду Изопов оставил без ответа.

Вскоре суда конвоя PQ-17 превратились в точки на горизонте, затем исчезли. Медленно бредущий танкер «Азербайджан» остался один.

Но даже перспектива остаться в одиночестве перед лицом опасности не давила так на команду, как лежавшее на палубе тело особиста. Долгов ушел в корму и задумчиво смотрел на маслянистый след танкера. Он сделал то, ради чего здесь оказался. Рябинин жив и на радистке ни царапинки. Но сцена с Федоровым продолжала стоять перед глазами. На миг Долгов даже забыл, что у него есть заботы поважнее: например, как связаться с «Дмитрием Новгородским», если у него нет рации. Не волновало его и то, что он может и вовсе не дождаться своей лодки, потому что брошенный в одиночку танкер — это все равно что оставшаяся в темном лесу овца. Перед глазами были только жуткие укороченные ноги Федорова. Ни о чем больше он думать не мог, и потому не сразу заметил, как за его спиной собралась почти вся команда во главе с капитаном.

— Анатолий Михайлович, — робко начал Изопов. — Мы к тебе с просьбой.

— Да? — Долгов удивленно взглянул на угрюмые лица моряков.

— Анатолий Михайлович! Умоляю! Хочешь, на колени перед тобой встану? Только спаси экипаж!

— Владимир Никанорович, какие еще колени? Вы что здесь, все контуженные? Как я вас спасу?

Капитан снял с головы фуражку и нервно теребил ее в руках.

— Не злись на нас, Анатолий Михайлович. Да только если ты нам не поможешь, то всем нам дорога одна. В лучшем случае — в лагерях передохнем, в худшем — сразу к стенке поставят. Уж лучше бы сразу немец на дно пустил.