Медленно, очень медленно протянулся час, но на экране по-прежнему было чисто.

Дмитрий Николаевич просиял и, повернувшись к все еще растерянному Михаилу Ивановичу, радостно сказал:

— Поздравляю вас, профессор! Колите на пиджачке дырку, или как там вас поощрят? Нас не заметили. И лет на пять, пока они вновь разберутся, вы нам обеспечили фору перед натовцами. Обнажаю перед вами голову, вы заслужили.

— Да, да, — рассеянно ответил Михаил Иванович и с задумчивым видом покинул центральный пост.

Рафик Акопян заступил на пост гидроакустики в отгороженный у переборки угол и закрылся шторкой. Это было удобно. Считалось, что посторонний свет не должен мешать наблюдать за экраном, но была для шторки и другая причина. Спрятавшись за ней во время дежурства, можно было заниматься куда более полезными делами, чем тупо глядеть на экран в течение четырех часов вахты. И Рафик ими занимался. Тем более что экран уже несколько часов был пуст. Рафик плел аксельбанты. А это — самый важный элемент дембельского гардероба. Плел хорошо. Это не были тусклые и тонкие, похожие на веревки, аксельбанты, продаваемые в военторге, а пышные, из золоченой нити. Мечта любого дембеля. Сам Рафик прослужил всего год, и не было дня в этом году, чтобы он не посыпал голову пеплом за ту великую глупость, которую совершил на призывной медкомиссии. Вместо того чтобы, как все продвинутые призывники, дыша через раз и судорожно подергивая конечностями, изображать из себя рахита, Рафик раздувался перед медсестрами, как безмозглый павлин. А в спирометр дунул так, что чуть не потерял сознание, но зато посмотреть прибежали из соседних кабинетов. Старания оценили, и вот он здесь. Конечно, это не предел, и еще можно вляпаться в морскую пехоту, но об этом Рафик боялся даже подумать.

На пост заглянул Славик Пахомов.

— Раф, я тебе работенку принес.

И Слава вывалил на экран клубок ниток и ватман с зарисовками, какой длины и как должен идти шнурок, чтобы Славику понравилось.

— Ты не филонь и не торопись, но чтобы к отбою было сделано!

И, для убедительности и лучшего усвоения поставленной задачи, Слава отвесил Рафику звонкий подзатыльник. Имел право. Славик Пахомов был дембель. Дембель! О, это волшебное слово, ласкающее слух любого матроса. Без разницы — прослужил он только один день, или один день ему всего остался. Рафик мечтательно закрыл глаза и предался сладким грезам. Пройдет год, и уже он будет красоваться перед зеркалом в казарме, примеряя расшитый всеми цветами бархата дембельский китель. Адмирал Нельсон, не пожелавший в Трафальгарском сражении снять увешанный наградами мундир, а потому схлопотавший пулю от глазастого стрелка противника, выглядел бы тусклым медным пятаком рядом с золотым червонцем, каким был дембель. И пусть придется добираться домой не один день. Сменить два поезда, ехать несколько часов на убитом автобусе до районного центра, чтобы затем еще двенадцать километров протопать до родного аула. Но зато потом! Рафик представил, как подойдет он к арыку с журчащей мутной водой под обалдевшими взглядами односельчан, и, нервно дернув на себе тельняшку, небрежно бросит: