– Господин Малоссен, вас просят зайти в бюро претензий.

Мой рабочий день начался.

Эту девицу с сахариновым голоском я встретил в самом начале моей блестящей карьеры. В кафетерии. Она маленькая, кругленькая, розовая. Я сразу же представил себе, что попка у нее должна быть как у куклы. Тем более что ее веки автоматически накатывались на глаза каждый раз, как она откидывала назад свою хорошенькую головку. Она пила через соломинку какой-то розовый молочный коктейль, который, наверно, и придавал ее лицу цвет лепестков шиповника. Между нами все началось прекрасно. И, по идее, должно было кончиться не хуже. Но она спросила, как меня зовут.

– Бенжамен, – ответил я.

– Очень милое имя.

Как ни странно, голос у нее был такой же, как в репродукторе, – этакое облачко эфира. И, если подумать, цвет лица вполне под стать голосу. Она очаровательно улыбнулась мне:

– Ну, а фамилия? Как ваша фамилия?

Лесифр, который в этот момент проходил мимо нас, не преминул раскрыть мое инкогнито:

– Малоссен.

Она вытаращила глаза:

– А, так это вы?

Да, к тому времени это был уже я.

– Извините, я должна вернуться к микрофону.

Даже молочко свое не допила. Уже тогда от меня попахивало козлом.

И как раз о моей работе пойдет речь в башне у Лемана. Меня там ждет Сенклер собственной персоной. Он сидит за столом моего непосредственного начальника, каковой стоит рядом с ним, пятки вместе, носки врозь, грудь вперед, скрестив руки за спиной и глядя преданным взглядом. Покупателя нет. Нет и стула для меня. Все ясно. И ясный взгляд Сенклера, нашего общего начальника.

– Господин Малоссен, случай свел меня вчера с комиссаром Аннелизом у общих знакомых. И знаете, что он мне сообщил?

Я отмечаю про себя: «случай», «у общих знакомых», думаю: «Врешь ты, он тебе просто позвонил» – и говорю в ответ:

– Извините, но меня-то не пригласили.

– И тем не менее вы были главной темой нашего разговора, господин Малоссен.

– А, теперь все понятно, – говорю я.

– И что же вам понятно?

– Сон, который я видел этой ночью. Мне снилось, что у меня отрыжка шампанским.

– Этой ночью вы не видели снов, господин Малоссен. Вы нарушали внутренний распорядок фирмы, мешая полиции и ночному сторожу выполнять свои обязанности.

(Новости расходятся, как запахи.)

Леман хмурит брови. Сенклер изображает на лице искреннее сожаление.

– Ваше положение не блестяще, господин Малоссен.

(Пусть так, но оно все-таки лучше положения моего пса. Ветеринар, которого я вызвал ночью, сломал три иглы о его окаменевшую ляжку, прежде чем удалось сделать укол. Оказывается, у собак тоже бывает эпилепсия; но к вечеру ему должно стать лучше. Утром он по-прежнему показывал миру язык и ел его глазами. Та же напряженность, то же оцепенение.)

– Зачем вам понадобилось рассказывать полиции эту сказку про козла отпущения?

Вот оно что! Вот о чем комиссар толковал с ним по телефону!

– Меня спросили, что я делаю в Магазине, и я ответил.

Стол перед Сенклером абсолютно чист. Тыльной стороной мизинца он смахивает с него воображаемую пылинку.

– Мы, однако, договорились в свое время о цене вашего молчания.