– Вот, – сказал я, пододвигая к Харуму образец.

– Хм, – протянул тот, теребя свою козлиную бородку. – Выбор хороший, но укладывать умаешься.

– Ничего, – уверенно ответил я. – Справлюсь.

– Ну смотри, а-то у меня есть варианты и получше.

– Что-то мне подсказывает, – хмыкнул я, опираясь на прилавок, – что и стоить это будет дороже.

Торговец сверкнул глазами и тоже понимающе хмыкнул, но предлагать не стал, понимая, что не соглашусь.

– Сколько тебе ящиков надо? – чуть поразмыслив, поинтересовался он.

– Пять.

– Немаленький дом, значит, – протянул он и стал резво перебирать пальцами костяшки на счетах. Хмуря лоб и прикусывая язык, он негромко бубнил, а потом вынес вердикт: – Тринадцать золотых, пять серебряных и две медных. Но, так и быть, медь скостим.

Как бы то ни было, сумма все равно оставалась астрономической. Даже учитывая золото в ларце под половицей, это все равно десятая часть всего бюджета. Понятное дело, на такие траты я пойти не мог.

– Но Пилигрим говорил…

– А вот не был бы ты от Пили, – перебил меня Харум, догадавшись, к чему я клоню, – запросил бы все восемнадцать золотом.

Посмотрев на черепицу, а потом на свою пустую повозку, я мысленно махнул рукой. В конце концов с дождем шутки плохи, так и до пневмонии можно дойти, и до плесени черной, а там уж и Темный Жнец недалеко.

Скинув заплечный мешок, я порылся в нем, а потом нащупал пальцами тканевый сверток. Вытащив его, выложил на прилавок одну золотую монету и этот самый сверток.

– Это что? – спросил ошарашенный торговец.

– Разверни, Харум.

Ремесленник взглянул на меня с неким подозрением, но сверток все же взял. Уж не знаю, что здесь сработало: то ли любопытство, то ли вера в великий и могучий бартер. Ну или как он на Ангадоре называется.

Торговец отворачивал лоскуты ткани бережно и осторожно, но его пухлые пальцы слишком сильно дрожали, и я молил всех богов, дабы он не уронил сверток на землю. Но вскоре на солнце заблестели, словно застывшие слезы, пролитые беломраморной скульптурой, минералы. Они переливались в солнечных лучах, отбрасывая призрачные блики на поверхность начищенной черепицы, создавая иллюзию водной глади.

– Это…

– Жемчуг, – подтвердил я. – С таким приданым твою дочку быстро возьмут в жены, а у тебя появится хороший помощник.

– Но…

– Да ты бери, Харум, бери, – настойчиво сказал я. – Я же вижу, что ты человек хороший, а значит, тебе это поможет. Плохого бы сгубило, а тебе поможет.

– И…

– И деньгу бери. Не по чести за товар деньгами не платить.

– А…

– Давай без лишних слов, – попросил я.

Харум оглянулся, посмотрел на скучающую дочь, а потом, кивнув, смотал сверток и убрал в ларец. Торговец уже хотел было сам потащить тяжеленные ящики, но я его остановил. Перескочив через прилавок, я подмигнул ожившей девушке, а потом легко подхватил первый ящик. Наверное, он весил полсотни килограммов, но мне он казался немногим тяжелее утреннего бриза, дующего со стороны гавани Омхая. Под удивленные взгляды дочери и отца я отнес ящики на телегу, закрепив их ремешками и прикрыв еще одним покрывалом. Вскочил на козлы, отсалютовал шляпой и дернул за уздцы. Конь, мотнув своей огромной головой, поцокал в сторону выхода с площади.