Кроме того, если Рансайтер жив, то существует минимум два Рансайтера: тот, который находится в реальном мире и пытается добраться до нас, и тот, чье тело выставлено для прощания в Де-Мойне, штат Айова. И — по логике — все прочие люди: Рэй Холлис или Лин Ниггельман — не более чем фантомы в этом мире полуживущих, тогда как в мире живущих они существуют реально…
Как все запутано, подумал Джо. Конечно, более-менее симметрично — но до чего беспорядочно.
Домой, решил он. Посмотрю, что там за бесплатный образец, — и в Де-Мойн. В конце концов, этого от меня добивались по телевизору. Что с «Убиком» я буду в большей безопасности. К таким вещам следует прислушиваться — если хочу остаться в живых. Или в полуживых…
Теперь это уже не имеет значения.
Он вышел из такси на крышу своего жилого блока, спустился на эскалаторе и оказался перед дверью своей квартиры. Монеткой, которую кто-то — Пат или Эл? — ему дал, он открыл дверь и вошел.
В комнате почему-то пахло горелым жиром — этот запах не встречался ему с самого детства. На кухне он понял, в чем дело: кухонный автомат регрессировал в газовую плиту фирмы «Бак» — старую, с грязными горелками и покореженной дверцей духовки. Он стоял, тупо разглядывая этот допотопный агрегат, а потом обнаружил, что метаморфозы произошли со всем кухонным оборудованием. Тостер превратился в реликтовый аппарат, из которого готовые гренки приходилось вытаскивать вручную. Холодильник, который здоровался с ним по утрам, стал громоздким железным шкафом с ременным приводом. Бог знает, из какой древности он выплыл. Он был куда старше, чем модель, показанная в рекламном ролике. Меньше всего изменился кофейник — и даже в лучшую сторону: у него исчезла щель для монет. Впрочем, это коснулось всей кухонной утвари. Некоторые аппараты исчезли совсем, скажем, газетный автомат и мусородробилка. Он попытался вспомнить, не было ли здесь еще чего-нибудь, но так и не вспомнил.
В гостиной дела обстояли не лучше. Телевизор зашвырнуло так далеко в прошлое, что он превратился в радиоприемник: с амплитудной модуляцией, в корпусе темного дерева, с наружной антенной и заземлением. Боже милостивый, ужаснулся про себя Джо.
Да, но почему телевизор превратился в радио, а не в груду деталей? Ведь если распад — то на составные части? А телевизоры не производят из старинных радиоприемников… Получается, прав был Платон, когда говорил об «идеях вещей», наполняемых инертной материей. Идея телевизора сменила идею радио, ее сменит что-то еще — это как кадры в киноленте… в любом предмете живет воспоминание о предшествующей форме, и прошлое — затаившись в глубине — продолжает жить и выныривает на поверхность, как только нарост последующих форм исчезает почему-либо… Мужчина — это продолжение не мальчика, а всех мужчин, существовавших до него. А история началась так давно…
Обезвоженные останки Венди… Кинолента оборвалась, следующего кадра не последовало. Так, наверное, происходит и старение — только здесь все кончилось за час.
Но по этой старой теории: разве Платон не считал, что есть что-то, что может пережить распад, что-то внутреннее и вечное? Издревле было так: душа и тело. Тело Венди перестало существовать, а душа вспорхнула как птица и улетела… может быть — чтобы родиться заново. Так говорит «Книга Мертвых», и это действительно так. Боже, как я надеюсь на это… Потому что в этом случае мы, может быть, встретимся вновь. В Зачарованном Месте на вершине Холма в Лесу, где маленький мальчик будет всегда-всегда играть со своим медвежонком… Так в «Винни-Пухе», так и у нас — это неизменно. И все мы, каждый со своим Пухом, обнаружим себя в новом, чистом, устойчивом мире…