Деньги у Антона имелись, гонорар за первый роман и аванс за новый лежали в носке, а носок в шкафу. (Не сейф, конечно, но лучшего пока нет). И в принципе, он мог одолжить, тем более, что речь шла о жизни и смерти.

– Если можешь, тысячу, – продолжал упрашивать Борис, – триста Ленка подвезёт, ну, жена Сашкина… Блин, если б днём случилось, я бы нашёл, а сейчас – вилы! В долг эти эскулапы не лечат! А ещё Гиппократом клялись, сволочи! Я с процентами верну, клянусь!

Борис ещё раз приложил ладонь к грудной клетке.

– Да ладно, не надо никаких процентов, – отказался Антон, – у меня есть заначка… Как раз тысяча… Погоди.

Он сходил в комнату, открыл сейф-носок, отсчитал десять сто долларовых купюр.

– Держи. В евро нет, только в долларах.

– Да мне без разницы, – трагедия на лице соседа уступила место радости, – в пятницу все верну, отвечаю! Тоха, мамаше только про брата ничего не говори, если встретишь. А то у неё от переживаний совсем крышняк съедет.

Боря спрятал деньги в нагрудный карман и протянул руку.

– Спасибо, старик. Выручил, просто не знаю как.

– Да ладно, понимаю…

– Не знаешь, обменник на проспекте круглосуточно работает?

– По-моему, да.

Борька скатился по ступенькам. Антон запер дверь, вернулся к компьютеру.

Перечитал диалог.

«Нет, все не то… Какие-то сопли зеленые».

Вообще, финал получался откровенно слабым, Антон слишком перекрутил с интригой в начале романа и теперь не мог связать концы с концами, прибегая к явным натяжкам, штампам и роялям в кустах. Конечно, все в жизни бывает, и не такие рояли, но то в жизни. В книге все должно быть чётко, словно в часовом механизме – одна сцена цепляет другую. И в первой книге Антону блестяще удалась композиция. Здесь бы он тоже наверняка придумал более изящную концовку, будь месяц в запасе. Но оставалось три дня до назначенного срока. И хотя жёстких санкций в случае задержки не последовало бы, Антон не хотел подводить издателей. Рекламные плакаты с конкретной датой выхода второго тома уже украшали заборы и автобусные остановки.

Он выделил весь диалог, нажал кнопку «Delete» и уставился на пустой белый экран.

«Думай, думай… Халтурить нельзя…»

Роман «Визит Шершня» вышел в срок стотысячным тиражом. И в течение двух недель был распродан, причём большая часть тиража разлетелась по просторам родины. Ульянов разорился на постановочный рекламный ролик, который крутился по местному каналу по пять раз в сутки. Летящий шершень, сев на земной шар, превращался в прекрасного юношу, отгоняющего от планеты всякую нечисть с помощью стрелкового оружия всемирно известного конструктора.

Личико Антонины замелькало на тусовках, на полосах газет и телеэкране. Её приглашали в ток-шоу и развлекательные программы, за ней принялись шпионить папарацци, жёлтая пресса распускать сплетни про личную жизнь. Скорей всего, с подачи самих господ издателей.

Вдохновлённый успехом первого проекта, Лев Романович Ульянов запустил новый. Женский любовный роман глазами мужчины. Плакаты с анонсами будущего бестселлера уже атаковали город. Их разве что не сбрасывали с самолёта, словно листовки. «Григорий Раскатов. Любовь взаймы».