Он улыбнулся и убрал волосы с моего заплаканного лица.

— Как насчет «о нет»?

— Если бы я была сильнее…

— Если бы я был сильнее, то пронзил бы ножом твое сердце.

— Жаль, что ты этого не сделал, — пробормотала я.

— А мне нет.

Я посмотрела на наши переплетенные пальцы.

— Мал, то, что сказал Дарклинг на поляне… обо мне и нем. Я не… Я никогда…

— Это неважно.

Я подняла взгляд.

— Неважно?

— Нет, — слишком быстро ответил он.

— Что-то я тебе не верю.

— Я, если честно, тоже, но когда-нибудь это станет правдой, — он крепче сжал мои ладони и приблизил их к сердцу. — Мне плевать, даже если ты танцевала с ним голая на крыше Малого дворца. Алина, я люблю тебя, даже ту часть, которая любила его.

Мне хотелось всё отрицать, стереть этот момент из истории, но это было невозможно. Мое тело сотряс очередной всхлип.

— Меня злит, что я когда-либо думала… что я…

— Ты винишь меня за каждую мою ошибку? За каждую девушку, которая мне приглянулась? За каждую сказанную глупость? Если мы начнем перечислять все наши ошибки, то очевидно, кто выйдет победителем.

— Нет, не виню, — я выдавила улыбку. — Почти.

Он улыбнулся, и мое сердце, как обычно, сделало кувырок.

— Нам удалось найти друг друга снова, Алина. Остальное неважно, — Мал поцеловал меня сквозь решетку, холодное железо врезалось мне в щеку, когда наши губы соприкоснулись.

Последнюю ночь мы провели вместе. Вспоминали жизнь в приюте, недовольные крики Анны Куи, вкус украденной вишневой наливки, запах свежескошенной травы на лугу, как мы страдали из-за летней жары и прохлаждались на полу в музыкальной комнате, наше совместное путешествие к армейской службе, скрипки сули, которые мы услышали в первую ночь вдали от нашего единственного дома.

Я рассказала ему историю о том, как однажды чинила керамические изделия с одной из служанок на кухне Керамзина, дожидаясь его возвращения с охоты, на которую он все чаще и чаще уходил из дома. Мне было пятнадцать; я стояла за столом и тщетно пыталась склеить разбитые кусочки синей чашки. Увидев, как Мал пересекает поле, я побежала к двери и помахала ему. Заметив меня, он перешел с шага на бег. Я медленно пошла по саду, наблюдая за его приближением и поражаясь тому, как сильно забилось мое сердце. Затем он взял меня на руки и закружил, а я цеплялась за него и вдыхала знакомый сладкий аромат. Удивительно, как сильно я по нему скучала! Я смутно припоминала, что в моей руке все еще был зажат осколок чашки, впивающийся в ладонь, но я не хотела его отпускать. Когда Мал, наконец, опустил меня на землю и неторопливо пошел на кухню за обедом, я осталась в саду. Кровь плавно стекала по ладошке, голова кружилась от понимания, что все изменилось. Ана Куя тогда отругала меня за то, что я закапала кровью кухонный пол, после чего перевязала руку и сказала, что скоро рана заживет. Но я знала, что боль не пройдет.

В звенящей тишине темницы Мал поцеловал шрам на моей ладони — ранку, появившуюся много лет назад от осколка сломанной чашки, хрупкой вещицы, которую невозможно было починить. Мы заснули на полу, прижавшись друг к другу щеками через решетку и взявшись за руки. Хотя мне не хотелось спать. Я хотела насладиться каждой последней минутой с ним. Но, должно быть, я все-таки уснула, и мне снова приснился олень. На сей раз Мал стоял рядом со мной на поляне, и снег заливала его кровь.