– Парус! Полосатый парус!
А дело было утром того дня, когда мы собирались вернуться домой.
– Опять свеи, наверное, – буркнул Плотица. Вождь ответил спокойно:
– Или датчане.
Плотица внимательно взглянул на него, потом поскрёб в бороде:
– Хотел бы я знать, что они тут делают в такое-то время.
Торговые гости из Северных Стран в самом деле обычно проходили южнее, направляясь либо в реку Сувяр, либо в Мутную. А викинги, грабившие по берегам, об эту пору уже убирались домой.
Воевода поплотнее запахнул плащ:
– Поглядим…
Неизвестный корабль оказался на диво проворен. Целый день мы шли за ним по ветру, но не догнали, хотя и приблизились. К вечеру Блуд ещё раз поднялся на мачту и углядел, что те помогали парусу вёслами. Блуд ясно видел бурунчики, вскипавшие и гаснувшие у бортов.
– Похоже, они славно нагружены и не хотят бросить добро, – сказал вождь Плотице и улыбнулся: – Я уж думал, ты разучился держать правило в руках, и оттого мы еле ползём.
Кормщик огрызнулся:
– А я думал, всё потому, что иные на двух ногах хуже держатся, чем я на одной.
Слышавшие засмеялись, кто-то предложил отвязать вёсла.
– Ни к чему, – сказал вождь. – Всё равно не угоним до темноты. Пускай притомятся, завтра так борзо не побегут.
Кормщик стал считать что-то на пальцах, сбился, сосчитал снова и тихо спросил, чтобы слышал лишь воевода:
– А может, домой?
К ночи, когда небо померкло и чужой корабль больше нельзя было различить, мы повернули к берегу. Вождь полагал, что преследуемые, уморившись на вёслах, наверняка сделают то же.
– Если на рассвете их не увидим, пойдём домой, – сказал Плотица решительно. Было заметно, как не хотелось ему длить погоню. Воевода ничего не ответил.
Ещё утром я мыслила провести эту ночь уже дома, на лавке у очага в дружинной избе, и, когда наш корабль осторожно втянулся в пролив между голыми гранитными островами, где свистел ветер и, леденея, плескалась вода, мне стало обидно чуть не до слёз.
Подумаешь, одна лодья прошла бы мимо не спрошенная, куда да откуда. А что я вообще делаю здесь, на боевом корабле, среди тридцати свирепых мужчин, ужаснулся кто-то другой, словно впервые глянувший со стороны. Моё место в тёплых стенах избяных, у печи… у люльки… за мужем…
Ребята приволокли облепленное сырым снегом бревно, живо раскололи его, обнажая белое сухое нутро, огонь разгорелся, в котёл натаскали воды. Всё как всегда. Скоро я зачерпнула варево длинной изогнутой ложкой:
– Отведай, вождь.
И он, как всегда, отведал и даже не посмотрел на меня. А что ему на меня смотреть. Я готовила вкусно, кмети хвалили, но от него доброго слова мне не дождаться. Потом загасили огонь и натянули над палубой широкий кожаный полог, и мы с Блудом прижались друг к другу под одеялами.
Если бы мне снова проснуться и увидать Славомира, стоящего на коленях. Если бы. Каждый наживает воспоминания, от которых боль казнит сердце. Славный младшенький братец был бы у тех двоих, подраставших теперь в городке…
Грендель громко храпел под соседней скамьёй, я подумала, вот кому всё нипочём, потом вспомнила тень побратима и устыдилась.