Однажды я его спросила, что бы он ставил за все закупленные у нас рекламные площади, если бы ко мне так вовремя не вернулось вдохновение? Он с непроницаемым лицом ответил, что объявление о нашей свадьбе. Правда это было сказано на третьем часу разборок из-за этой рекламы, так что я ему не слишком поверила. Хотя он мог. Он-то мог.
Я покосилась на головокружительной высоты шпильки очень классических, но вызывающе алых туфель, стоящих в витрине бутика, вздохнула, что мне теперь нескоро придется такие примерить и уже развернулась, чтобы пошлепать в раздел более практичных «кроксов», как вдруг заметила до боли знакомую фигуру у входа.
Первой реакцией было развернуться и уйти — здороваться с бывшим мужем не хотелось совершенно. У меня тут свое кино и свои радости. Именно сегодня его общество было мне совсем не в тему.
Но он был не один.
Рядом с ним перебирала бесконечно длинными ногами совсем юная девица, не старше двадцати. Экспрессивно что-то ему втолковывала, показывая на туфли, заламывала руки, надувала губы и куксилась, когда он качал головой.
Не жена. Жену я помнила.
И явно не коллега, зачем бы ей тогда спрашивать у него разрешения зайти в магазин?
Сестра? У него была кузина, которую я никогда не видела. Не помню, сколько ей лет, может и двадцать. Приехала в гости, пошла по магазинам…
Как раз в этот момент он кивнул со сдержанным раздражением, девица впилась в его губы смачным поцелуем и, сунув ему свою сумочку, метнулась в магазин, пока не передумал.
Не сестра.
Увы, мое любопытство завело меня слишком далеко — он меня заметил. Дернулся, застыл, попытался куда-нибудь спрятать блестящую сумку на цепочке, повертел ее в руках, демонстративно отвернулся, понял, что это глупо и наконец сдался.
Вздохнул:
— Ну привет.
— Привет, — ответила я и махнула в сторону магазина. — Жену твою не узнать. Помолодела, подросла, перекрасилась.
— Это не жена… — признал он очевидное. — Это… — он помялся, подыскивая слова, но не осилил и рассердился: — Разве я должен перед тобой отчитываться?
— Ты мне ничего не должен, — я подняла руки вверх, сдаваясь. — Просто сказала. Не жена так не жена. Как дочка поживает?
— Лучше, — буркнул он. — Начали третий курс, если все будет хорошо, то через год можно делать следующую операцию…
— Удачи вам, — покивала я. — Держитесь.
Он попытался что-то разглядеть сквозь витрины бутика, но девушка не выходила, чтобы спасти его от злой бывшей жены. Пришлось бедняжке поддерживать светскую беседу. Оглядел меня с ног до головы и кивнул:
— Смотрю, тебя можно поздравить.
Я сначала не поняла — откуда он знает?!
Но потом сообразила, что речь про кольцо.
Соболев купил камень такого размера, что не заметить его было сложно, а не упомянуть — просто невежливо. Но, несмотря на непристойный размер бриллианта, оно все равно было очень красивое.
И напоминало мне о том вечере на балконе маленького старинного отеля, когда я впервые увидела, как в густо-синих сумерках тысячи огоньков разбегаются по Эйфелевой башне. И где-то играет музыка, и мерцают свечи, отражаясь в бокалах с шампанским, и сидящий напротив мужчина, от которого все еще захватывает дух, вдруг смешно смущается, придвигает маленькую красную коробочку и говорит: «Рит…» — и в это слово вкладывает так много, что мне даже не нужно продолжение, я уже все услышала.