— Маргарита Сергеевна, — я встал, — торжественно клянусь, что на уроке я буду нем как рыба.

Весь класс дружно заржал. А молоденькая учительница литературы усилено делала вид, что ей нисколечко не смешно.

— Крутов, живо родителей в школу, — завуч на автомате выдала свою коронную угрожающую фразу, потом вспомнила, что я детдомовский, смутилась, и добавила, — в общем не балуй у меня тут.

— Обижаете, Маргарита Сергеевна, — тут же вставил я свои три рубля, — в свете последних событий, я круто пересмотрел свои жизненные приоритеты.

— Это после того как ты с крыши упал, и головой ударился, то решил взяться за ум? — съязвила завуч.

От дружного хохота ребят затряслись картины великих писателей на стене кабинета. Я тоже засмеялся и ответил.

— Это факт конечно знаменательный, но не решающий, Никита Сергеевич Хрущев, что сказал? — Маргарита Сергеевна тут же перестала смеяться, и все ученики так же подавили свои смешки.

— Что? — переспросила она.

— Он сказал, что всем империалистам покажет Кузькину мать, — ответил я, — ну разве можно после этого нарушать школьную дисциплину?

Завуч прокашлялась, быстро попрощалась и оставила на растерзание нам, жаждущих знаний, бедную молодую преподавательницу. Юлия Николаевна в свою очередь, сначала скромно, потом уже более раскрепощенно стала рассказывать новую тему. Речь шла об очередных похождениях лермонтовского рыцаря печального образа Печорина, под названием «Княжна Мэри». Молоденькая учительница с таким вдохновением рассказывала материал, как будто она сама и есть несчастная княжна Мэри, которую жестоко обольстил и обманул коварный Печорин. А с каким азартом она осуждала Веру Лиговскую, которая изменила своему мужу, пусть и вышла за него по расчету.

— Вот до чего может довести в принципе не плохого человека, Печорина, буржуазная частнособственническая мораль, — сделала заключительный вывод Юлия Николаевна.

Честно говоря, я помирал от скуки слушая, по второму разу абсолютную смысловую белиберду. Первый раз это было, когда я учился в школе еще до распада СССР. Понятное дело, что эта молоденькая и хорошенькая преподавательница не виновата, ее так зомбировали. Классовая борьба, личное ничто, а коллектив — все, и самое главное не то что вложил автор в свое произведение, а то какого человека нужно воспитать на примере данного сочинения. Но разве можно воспитать в принципе порядочность на откровенной лжи?

— Какие будут вопросы? — сказала Юлия Николаевна, оглядев класс.

— Можно мне, — протянул я руку. Дело в том, что Лермонтова я читал хоть и давно, но в целом помнил сносно. А сегодняшний урок меня явно тяготил.

— Слушаю, — испугавшись меня, сказала новая учительница.

— Вы полагаете, что отношения Печорина и с княжной Мэри, и с Верой Лиговской не могут случиться в других предполагаемых обстоятельствах, — начал я вставая.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, потрудитесь выясняться яснее, — вдруг Юлия Николаевна включила режим училки-злючки, наверное, подсмотренный ею у старших коллег.

— Пардон, мадмуазель, — извинился я уже под хохот всего класса, молоденькая учительница заметно покраснела, однако не растерялась.