Отчаянный вопль был заглушен новым приступом рвоты – выворачивало наизнанку, словно наказывая за тот кошмар, который он и устроил. И в тоже время в голове появилась абсолютно холодная и спокойная по своей циничности мысль:

«Свидетелей нет, ты их всех перебил, а пастухов прикончили запорожцы. Так что все хорошо обернулось. И чего ты переживаешь – ты сам их хотел убить, прямо жаждал – и свою мечту осуществил! Плюнь на трупы и забудь – о врагах никогда не вспоминают!»

Юрий содрогнулся всем телом, задрожал – парню на секунду показалось, что он сходит с ума. И в голове теперь у него не собственные мысли, а засел кто-то. И ему подсказки да советы дает с усмешкой бывалого и матерого убийцы.

– Шизофрения…

– Что ты сказал, княже?

Смалец спросил его тихим голосом, именую по-старому, благо никого рядом не было. И тут же сдавил за плечи крепкими руками:

– Не переживай, Юрий Львович, по первости завсегда тяжело убивать – всю душу переворачивает, если не спокойно, в запарке убить. На вот, утрись халатом, пойдем тебе одежду подберем. Вовремя мы подоспели, видел как тебя на земле мучили, а потом крест разглядел. Редкой казни тебя предать хотели, казаков на кол обычно сажают, кто живым попадется. А тебя как святого мученика!

– Ты откуда взялся?

– А в Кезлев казаки на «чайках» пришли, больше тысячи хлопцев, с кошевым атаманом, самим Иваном Сирко, о котором я тебе говорил. Христиан невольников освободили, магометан изничтожили всех, кроме насильно ислам принявших людишек, что православные кресты прежде носили. А я сюда сразу поскакал, знал ведь, что ты тут в рабстве томишься. Да и коней набрать надобно много, а татар всех уничтожить, чтобы сполоха у них не случилось раньше времени.

– А я тебя хотел этой ночью освободить, халат украл, да тесак большой. Еды припас – знал, что ты голодный. В ночь хотел уйти, да валах подлец все подсмотрел, да меня татарину выдал.

– Ах, воно как вышло, – задумчиво протянул Смалец и усмехнулся. – Изменников потребно убивать сразу, ибо предавший раз, предаст снова и снова. Их рубить надо, христопродавцев!

«Мир полностью сбрендил, и я вместе с ним схожу с ума в кровавом угаре. Люди обезумели от убийств, что вообще преступлениями у них уже не считаются. Я думал, что татары исчадия ада, однако запорожцы, вековая слава Украины, страшны в своей жестокости».

Мысли в голове смешались в голове Юрия в причудливый, надрывно болящий клубок. Второй день продолжался марш по осенней степи, сопровождавшийся таким количеством убийств, которых он никогда не то, что не видел, даже представить не мог в самом больном состоянии, при воспаленном воображении.

Высадившиеся в Кезлеве (или в Евпатории в привычном для него будущем времени) запорожцы действовали решительно и беспощадно. Судя по продуманности, такие походы для казаков были обыденностью, и все отлично знали, как им надлежит поступать.

Горожане не ожидали увидеть в предрассветный час на улицах города вражеских отрядов, что начали подчистую вырезать все магометанское население – пощады никому не давали. Счет убитых шел на сотни, но освобожденных от рабства христиан и насильно обращенных в ислам было как минимум вдвое больше. Сбежать из города никто из крымчаков не смог – захватившие коней казаки тут же выслали в степь многочисленные разъезды, что перехватывали и безжалостно уничтожали беглецов, которым посчастливилось покинуть обреченный Кезлев.