Перед сменой замначальника по воспитательной работе Сергей Иванович Кондратовский лично зашел в литейку, поздравил всех с Новым годом. Отдельно поговорил с бригадирами: напомнил, как однажды в новогоднюю ночь по недосмотру забили козла — загробили ватержакетную печь… Дело было при царе Горохе, теперь и печей-то таких не осталось, но майор напоминал об этом историческом факте каждый раз. Вообще-то замнач был мужик неплохой, и его слушали.

Минут без двадцати двенадцать исчезли вдруг из цеха все бригадиры и нарядчики. А потом и работяги разбрелись, собрались в кучки. Новый год Андрей встретил глотком отравного спирта и кружкой крепкого чая. Он сидел на перевернутом ящике в черном и жарком цехе, похожем на преисподнюю, курил и вспоминал все прошлые встречи Нового года. От самых ранних, детских, с запахом елки и дефицитных тогда мандаринов, криками «Ур-р-ра!» и шипучим лимонадом, который щекотно бьет в нос. И подарком под елкой, и непередаваемым чувством праздника… Все это прошло и уже не вернется никогда.

Он вспоминал студенческие встречи Нового года. С портвейном три семерки, болгарскими сигаретами «Стюардесса», гитарой, «Голубым огоньком» по первому каналу телевидения… С настоящим, искренним весельем, танцами… Все девушки тогда казались прекрасными и доступными. Ах, студенческий Новый год!… И это прошло.

Он вспомнил, как встречал новый, девяносто четвертый год с Катей в Стокгольме. Тогда они встречали его дважды — сначала по Москве, а потом по Стокгольму. А потом они любили друг друга — неистово, взахлеб!… И это тоже прошло! И не вернется НИКОГДА!

Осужденный Обнорский сидел на перевернутом ящике в грязном горячем цехе и курил горькую «Приму». Он выкурил две сигареты подряд и отправился лить чугунных поросят.

С Новым годом! С новым счастьем!

Бывший старший опер ленинградского уголовного розыска, а нынче осужденный по статье 148 Александр Зверев встретил Новый год с водкой «Смирновской», красной икрой и таллинской колбасой. Еще на столе были цыплята, салаты, селедочка, огурчики соленые и маринованные, соки, шоколад, крабовые палочки… много чего было. Такой стол на зоне стоит чудовищно дорого.

У завхоза 16-го отряда была на зоне своя комната с цивильной мебелью, импортными обоями, телевизором и магнитофоном. С фонотекой из сотни кассет… Но новогоднюю ночь Зверев встречал в клубе, в компании нескольких завхозов и земляков-питерцев. Хорошо встретили. Достойно. Весело. Хотя и с грустинкой: кто же дом и семью не вспомнит? Только дебил. А дебилы в компании Зверева не водились…

Сашка почти не пил: стопку водки за уходящий год, бокал шампанского за Новый — и все. Не лежала душа к спиртному. Да, по правде сказать, ни к чему она не лежала. Зверев остро ощущал пустоту своего существования за решеткой. Никто из лагерных корешей даже не догадывался, что у него на душе. Со стороны выглядел Сашка весьма преуспевающим человеком. Всегда собран, подтянут, спокоен, в отличной спортивной форме… А он держался только на одной идее: выйти быстрее и решить некоторые вопросы на воле. И форму-то боевую поддерживал только поэтому… Они кричали, их не пускали.