Народу на базаре всегда было полно. Сегодняшний день не стал исключением. Мне пришлось пристроиться в хвост длиннющей очереди, передвигавшейся со скоростью контуженой улитки, иначе попасть на территорию торговых рядов не представлялось возможным. Сзади напирали, пихались локтями и наступали на пятки, я поневоле делал то же самое. До будки Трещотки я добрался помятым как постель новобрачных.

Краска на будке высохла и облепилась. Я испытал жгучее желание поковырять ногтем выступившие бугорки, но потом решил, что мастер Таг не одобрил бы траты высокооплачиваемого (из его кармана) времени на подобные пустяки.

Будка у Трещотки работала по принципу 'входите, люди добрые'. Я указательным пальцем отодвинул фанерный лист, заменявший дверь, и зашёл внутрь.

Трещотка сидел на табуретке, положенной на бок и ковырял шилом в подошве огромного башмака. На мой взгляд, обувь таких размеров должна принадлежать ограм, ни как ни меньше.

- Привет Сухарь! Значит ты уже всё, отстрелялся, или, может, того…, - в зубах сапожник держал иголку с ниткой, поэтому о смысле сказанной фразы можно было только догадываться, но я всё понял как надо.

- Привет Трещотка. Интересно, почему все принимают меня за дезертира? У меня настолько испуганный вид: бледное лицо, бегающие глазки и всё такое?

Трещотка выплюнул иголку и предложил мне другой табурет.

- Извини, я привык к тому, что ко мне редко приходят люди, не имеющие неприятностей с законом.

- Неприятностей у меня полно, но закон тут не при чём.

- Я слышал насчёт неприятностей, - кивнул Трещотка. - Твоя остроухая на крючок ребятам Толстого Али подсела, скоро её подсекут.

- У тебя устаревшие новости, - заметил я, пытаясь устроиться на треклятом табурете как можно удобнее. - В субботу мы с крючка снимемся, и, кстати, Лиринна - не остроухая, она эльфийка.

- Эльфийка, так эльфийка. Я ведь не со зла. Интересно, у них, эльфов, для нас тоже какое-нибудь прозвище придумано?

- Вряд ли. Мы недостойны. Для некоторых из этой братии мы слишком мелки, чтобы они соизволили придумать для нас прозвище.

- Я тоже так думаю, - глубокомысленно произнёс Трещотка. Иногда его тянуло на философию. На губах у него появилась самодовольная улыбка:

- Тебя когда уволили?

- Сегодня. Ты ещё не в курсе?

- Как видишь - нет. А ты я вижу, не успел увольнение обмыть и уже носишься по городу с высунутым языком.

- Выпивка никуда не денется.

- Если только другие не выпьют, - вскинул и опустил взгляд он.

Мы посмеялись. Трещотка мог быть компанейским парнем, когда хотел.

- Так зачем ты пожаловал? - отсмеявшись, спросил он.

- Мне нужна информация.

- Я понимаю, что не починка обуви.

- Я ищу Болванчика.

- Это того, с крысой?

- А что, есть ещё один? - удивился я.

За год службы в армии можно пропустить многое, но Трещотка развеял мои опасения:

- Да нет, конечно. Просто к слову пришлось. Он у нас уникальный тип.

- Да, болванов полно - Болванчик один.

Трещотка стал покусывать большой палец левой руки - характерный признак того, что сапожник задумался. О его вредной привычке знали многие. На базаре ходила шутка, что свою информацию Трещотка высасывает из пальца, однако в этой шутке была только доля шутки. Непроверенных сведений сапожник не давал.