Они молча продолжали путь, переходя от клумбы к клумбе и любуясь искусно спланированным садом. Ниема по-прежнему сжимала его руку в своей и размышляла над тем, какой же силой воли обладал этот человек, вынужденный совершить такое, что просто не укладывалось в голове. Но он не искал себе оправданий, не пытался обелить себя или исказить факты. Он не один год жил с этим бременем, продолжая делать то, что делал.

Многие посчитали бы его чудовищем. Впрочем, им не дано видеть дальше собственного носа: они будут осуждать его за то, что он убил свою жену, или же просто посчитают, что никакая информация не стоит таких жертв. Но те, кто постоянно ходит по лезвию ножа, лучше знают, что имеет значение, а что нет. Даллас отдал жизнь за свою страну в другой битве, однако в той же войне.

Джон спас тысячи жизней, а не только тех двух «кротов». Советский Союз распался, перестала существовать Берлинская стена, и мир вроде бы в безопасности. Но он продолжал работать на передовой, подставляя себя под пули.

— А почему она не выдала тебя? — спросила Ниема. — За твою голову много бы дали.

— Спасибо на добром слове, — сухо заметил он. — Однако я стою гораздо меньше тех двоих. Мне доверяли, меня считали благонадежным, и поэтому я был ей полезен как прикрытие, но она и сама имела доступ к секретной информации на самом высоком уровне.

— Я даже представить себе не могу, как тебе удалось это пережить, — с горечью промолвила она и снова сжала его руку, пытаясь без слов сказать ему о том, как она сочувствует ему и как раскаивается в том, что затронула эту больную тему.

Он взглянул на нее сверху вниз, потом вскинул голову, оглянулся и потащил ее в цветущую беседку, подальше от посторонних глаз.

— Ну, держись, — предупредил он ее и склонился к ее лицу.

Его рот впился в ее губы жадно, страстно. Она обхватила его руками за плечи и прижалась к нему. Кровь стучала у нее в висках, сердце бешено колотилось. По ее телу пробежала томительная дрожь, и она еле сдержала стон, готовый сорваться с губ. Его язык проделывал медленный эротичный танец у нее во рту, входя и выходя. Обхватив руками ее бедра, он прижал ее к себе, и они еще теснее прильнули друг к другу. Ниема чувствовала, как растет в нем возбуждение, и ее охватила сладостная дрожь, в то время как рассудок давно уже бил тревогу. Она тщетно старалась не виснуть на нем, как безвольная тряпичная кукла.

Он оторвался от ее губ, и она взглянула на него затуманенным взором и пожалела, что он не снял темных очков и она не может разглядеть выражение его глаз. Все еще обнимая его, она прошептала:

— Кто здесь?

Он ухмыльнулся и ответил:

— Никого. Мне просто захотелось тебя поцеловать. Ниема яростно высвободилась из его объятий.

— Подлец! — выпалила она, тяжело дыша и сверля его гневным взглядом. Она хотела влепить ему пощечину, но вместо этого прикусила губу, чтобы не расхохотаться.

— Признаю свою вину. — Взяв ее за руку, он пошел с ней по дорожке мимо клумб. — Чего же ты ждала? Я рассказываю тебе историю, из которой следует, что я отпетый негодяй, а ты просишь у меня прощения. Вполне естественно, что мне захотелось тебя поцеловать.