— Что ты имеешь в виду, Кайт?

— Я хочу сказать, что не позволю тебе делать глупости. Все имущество — земля, поля, скот, лес, лен — принадлежит твоему отцу, а после его смерти перейдет нам, тебе, Яхмосу и детям. Если ты поссоришься с отцом и уйдешь из дому, он разделит твою долю между Яхмосом и Ипи — он и так чересчур благоволит к нему. Ипи это знает и часто пользуется благосклонностью отца. Ты не должен играть ему на руку. Если ты поссоришься с Имхотепом и уйдешь, Ипи это будет только на пользу. Нам нужно думать о наших детях.

Себек не сводил с нее глаз. Потом коротко и удивленно рассмеялся.

— Никогда не знаешь, чего ожидать от женщины. Вот уж не предполагал, Кайт, в тебе столько решительности.

— Не ссорься с отцом, — настойчиво повторила Кайт. — Промолчи. Веди себя благоразумно, потерпи еще немного.

— Возможно, ты и права, но ведь могут пройти годы. Пусть отец пока хоть сделает нас совладельцами.

— Он не пойдет на это, — покачала головой Кайт. — Он слишком любит говорить, что мы все едим его хлеб, что мы зависим от него и что без него мы бы пропали.

Себек взглянул на нее с любопытством.

— Ты не очень жалуешь моего отца, Кайт.

Но Кайт уже снова занялась делающей попытки ходить Анх.

— Иди сюда, родненькая. Смотри, вот кукла. Иди сюда, иди…

Себек смотрел на склоненную над ребенком черноволосую голову жены. Потом с тем же озадаченным выражением на лице вышел из дому.

Иза послала за своим внуком Ипи.

Ипи, на красивом лице которого застыла гримаса вечного недовольства, стоял перед ней, пока она скрипучим голосом распекала внука, напряженно вглядываясь в него тусклыми глазами. Хотя зрение у старухи порядком ослабело, взгляд ее по-прежнему оставался проницательным.

— Что это такое? Что я слышу? Ты не желаешь делать то одно, то другое! Согласен приглядывать за волами, но не хочешь помогать Яхмосу или следить за пахотой? К чему это приведет, если ребенок вроде тебя будет говорить, что он желает и чего не желает делать?

— Я не ребенок, — угрюмо возразил Ипи. — Я уже взрослый, и пусть ко мне относятся, как к взрослому, а не держат на побегушках, поручая без моего ведома то одно, то другое. И пусть Яхмос мною не командует. Кто он такой, в конце концов?

— Он твой старший брат и ведает всеми делами во владении моего сына Имхотепа, когда тот в отсутствии.

— Яхмос дурак, недотепа и дурак. Я куда умнее его. И Себек дурак, хотя и хвастается, как он хорошо соображает. Отец уже велел в письме поручать мне ту работу, которую я сам выберу…

— Ничего подобного, — перебила его Иза.

— …кормить и поить меня послаще и еще добавил, что ему очень не понравится, если до него дойдут слухи, что я не доволен и что со мной плохо обращаются.

Повторив наставления отца, он улыбнулся хитрой, злорадной улыбкой.

— Ах ты, негодник! — в сердцах бросила Иза. — Так я и скажу Имхотепу.

— Нет, бабушка, ты этого не скажешь.

Теперь он улыбался ласково, хотя и чуть нагло.

— Только мы с тобой, бабушка, из всего нашего семейства умеем соображать.

— Ну и наглец же ты!

— Отец всегда поступает, как ты советуешь. Он знает, какая ты мудрая.