— Она с тобой, как славно… Я подумала, что ей это будет полезно.

— Конечно, полезно, — уныло согласилась Пенелопа.

— Что вы будете есть?

— Вечером — маринованную селедку, картошку, яйца…

— Она не любит селедку.

— Мама, Виола позвонила и…

— Я знаю, ты не рассчитывала, что она поедет с вами, — перебила Клаудия. — Поэтому и спрашиваю.

— Я приготовила тефтели, — терпеливо сказала Пенелопа.

— А их хватит на всех?

— На всех? Ну, если…

Пенелопа замолчала, глядя на сверкающую воду. Потом скрепя сердце сказала:

— Я могу отказаться от своей порции.

— Только если вам всем не хватит. Я это имела в виду.

— Понятно.

— Тебя нужно пожалеть? — В голосе матери звучало сдерживаемое раздражение.

— Мама… Виола уже взрослая, и…

— Ты меня разочаровываешь.

— Извини.

— Ты приходишь ко мне на тефтели в Рождество и летом на Мидсоммар…[4]

— Могу не приходить.

— Вот и ладно, — резко сказала мать. — Договорились.

— Я только хотела сказать, что…

— Не приходи на Мидсоммар, — сердито оборвала Клаудия.

— Мама, почему?..

В трубке щелкнуло — мать положила трубку. Пенелопа замолчала. Она ощутила, как внутри все дрожит от обиды, посмотрела на телефон и выключила его.

Яхта медленно плыла по воде, зеленой от отражавшихся в ней зеленых холмов. Дверь кухоньки заскрипела, и через мгновение оттуда, покачиваясь, вышла Виола с бокалом «маргариты» в руке.

— Мама звонила?

— Да.

— Боится, что я останусь голодной? — улыбнулась Виола.

— Не останешься.

— Мама не верит, что я самостоятельный человек.

— Она просто волнуется.

— За тебя она что-то не волнуется, — заметила сестра.

— Ну, что со мной может случиться?..

Виола отпила из бокала и взглянула в окно. Потом сказала:

— Я смотрела дебаты по телевизору.

— Утром? С Понтусом Сальманом?

— Нет, которые были… на прошлой неделе. Ты разговаривала с каким-то спесивым типом… у него еще такая благородная фамилия…

— Пальмкруна.

— Точно, Пальмкруна…

— Я тогда разозлилась, покраснела и чуть не заплакала. Хотелось запеть «Мастеров войны» Дилана или выскочить и хлопнуть дверью.

Виола посмотрела, как Пенелопа тянется, чтобы открыть окошко в потолке.

— Не думала, что ты бреешь подмышки, — беспечно заметила она.

— Я же часто бываю на телевидении…

— Тщеславие наносит удар? — поддразнила Виола.

— Не хочу, чтобы меня записали в занудные «синие чулки» из-за нескольких волосков под мышками.

— А как насчет линии бикини?

— А вот так…

И Пенелопа приподняла саронг. Виола захохотала.

— Бьёрну нравится, — улыбнулась Пенелопа.

— С его-то дредами пусть вообще помалкивает.

— Зато ты-то уж бреешься во всех местах, — съязвила Пенелопа. — Ради своих женатых мужиков и качков-придурков…

— Я знаю, я безмозглая, — перебила Виола. — И никогда ничего не делала как следует.

— Тебе надо было только исправить оценки…

Виола повела плечами:

— Я недавно сдавала вступительные…

Яхта плавно резала прозрачную воду, за ней неслись чайки.

— Ну и как? — спросила наконец Пенелопа.

— По-моему, было нетрудно, — сказала Виола и слизнула соль с ободка бокала.

— Значит, все хорошо?

Виола кивнула и отставила бокал.

— Насколько хорошо? — Пенелопа толкнула сестру в бок.