Йоне стало смешно. Они знали друг друга двадцать лет, и он узнавал голос Нолена безо всяких церемоний.

— Она ударилась головой? — спросил комиссар.

— Нет, — удивленно ответил Нолен.

— Я подумал — может, она нырнула и наткнулась на камень.

— Нет, ничего подобного. Она утонула, это и стало причиной смерти.

— Ты уверен? — настаивал Йона.

— Я нашел пенистый грибок в ноздрях, разрывы слизистой в горле — возможно, из-за сильных рвотных спазмов. В бронхах и трахее — бронхиальная секреция. Легкие нашей покойницы — типичные легкие утонувшего человека, они наполнены водой, тяжелее обычного и… да.

Оба замолчали. Комиссар услышал скребущий звук — как будто что-то ударилось о железную опору — и спросил:

— Ты что-то хотел?

— Да.

— Может, расскажешь?

— У нее в моче повышенное содержание тетрагидроканнабинола.

— Марихуана?

— Да.

— Но не от этого же она умерла.

— Не от этого, — спокойно ответил Нолен. — Просто я подумал, что ты как раз пытаешься реконструировать развитие событий… и что в головоломке есть неизвестная тебе небольшая деталь.

— Погибшую звали Пенелопа Фернандес.

— Очень приятно, — буркнул Нолен.

— Что-нибудь еще нашел?

— Нет.

Нолен засопел в трубку.

— Ну, говори, — подбодрил его Йона.

— Понимаешь, это не обычная смерть.

Нолен замолчал.

— Так что же ты нашел?

— Ничего. Но у меня есть ощущение…

— Браво, — похвалил Йона. — Моя школа.

— Ну да, звучит глупо, я знаю, но… То есть ясно, что речь идет о mors subita naturalis, совершенно естественной смерти… Но если это и естественная смерть, то это весьма странная естественная смерть.

Разговор закончился, однако слова Нолена mors subita naturalis засели у Йоны в голове. В смерти Пенелопы Фернандес было что-то загадочное. Ее тело не просто кто-то заметил в воде и поднял на борт яхты. Она лежала на палубе. Разумеется, можно предположить, что обнаруживший девушку человек хотел позаботиться о ней. Но в таком случае он отнес бы ее в салон и положил на диван.

Единственно возможным комиссару представлялось следующее: о женщине позаботился кто-то, кто любил ее, кто хотел уложить несчастную в ее собственную каюту, в ее собственную кровать.

Но ведь она сидела на кровати. Сидела.

Может быть, Нолен ошибся? Может быть, она была еще жива, когда ее подняли на борт? А потом кто-то отнес или отвел ее в каюту… Допустим, легкие женщины серьезно пострадали и помочь ей было уже невозможно. Она почувствовала себя плохо, захотела прилечь, и ее не стали тревожить.

Но почему ее одежда не была мокрой, почему не было воды на теле?

Здесь есть душевая с пресной водой, вспомнил Йона и решил обследовать яхту до конца, заглянуть в каюту на корме, в ванную и кухню. Многое еще предстояло ввести в уравнение, прежде чем что-то станет вырисовываться.

Эрикссон поднялся и сделал несколько шагов; яхта закачалась под тяжестью его огромного тела.

Йона еще раз заглянул в салон через стеклянную дверь, и снова его взгляд наткнулся на ведро с веревкой. Оно стояло возле цинковой бадьи для стирки, в которую кто-то сунул гидрокостюм. Возле поручней лежали водные лыжи. Комиссар заставил себя взглянуть на ведро. Посмотрел на веревку, узлом завязанную на ручке. Круглый край бадьи сверкал на солнце, сиял, как серп луны.