— Не знаю, — серьезно сказала она. — Просто хотела узнать, что будет. Не попробуешь — не узнаешь.
В тот же миг музыка затихла. Комиссар отпустил руку Аньи и поблагодарил за танец. Не успел он проводить ее на место, как к ним, важно шагая, приблизился Карлос и пригласил Анью на следующий танец.
Йона еще немного постоял, глядя на танцующих и угощающихся коллег, и пошел к машине.
Одетые в белое люди сидели на ковриках для пикника или бродили между деревьями.
Йона вышел на парковку и открыл дверцу своего «вольво». На заднем сиденье лежал огромный букет. Комиссар забрался в машину и позвонил Дисе. Ее голосовая почта включилась на четвертом гудке.
Диса Хелениус…
Диса сидела за компьютером у себя в квартире на Карлаплан. На носу очки, на плечах — плед. Мобильный телефон лежал на столе, возле чашки с остывшим кофе и булочки.
На экране светилась картинка — выбеленная солнцем гора камней среди буйной травы, остатки холерного кладбище в Сканстулле.
Диса записала кое-что, потянулась и понесла чашку к губам, но на полдороге передумала. Встала, чтобы сварить новый кофе, когда на столе задрожал телефон.
Не глядя на номер, Диса выключила его и остановилась у окна. В солнечных лучах плясала пыль. Сердце Дисы тяжело и быстро билось, когда она снова садилась за компьютер. Она никогда больше не станет говорить с Йоной.
Йона Линна…
В Стокгольме ощущался праздник, машин на дороге было мало. Йона медленно шел по направлению к Теньергатан. Он больше не пытался дозвониться до Дисы. Она выключила телефон, и он решил, что Диса хочет, чтобы ее оставили в покое. Комиссар обогнул Синюю башню[51] и двинулся по тому отрезку Дроттнинггатан, что полон антикварных и прочих магазинов. Возле нью-эйджевского книжного магазина «Водолей» старуха пыталась рассмотреть что-то в витрине. Когда Йона миновал ее, она кивнула на витрину, а потом пошла за ним, держась на некотором расстоянии. Комиссар не сразу заметил ее.
Обернулся он только возле черной ограды церкви Адольфа-Фредрика. В десяти метрах от него стояла женщина лет восьмидесяти. Она серьезно смотрела на комиссара, держа в руках какие-то карточки.
— Это ведь вы, верно? — спросила она и показала на карточку. — А это — венок, венец невесты.
Комиссар подошел к ней и взял карточку. Карта для игры в «Кукушку», старейшую карточную игру Европы.
— Чего вы хотите? — тихо спросил он.
— Я — ничего. Но Роза Бергман просила передать вам привет.
— Это какая-то ошибка. Я не знаю, кто это.
— Она спрашивает, зачем вы делаете вид, будто ваша дочь погибла.
Эпилог
Ранняя осень в Копенгагене. Вечером, когда воздух уже стал прохладным, к Глиптотеке[52] подкатила какая-то компания на четырех лимузинах. Мужчины поднялись по лестнице, вошли, миновали зимний сад с пышными растениями и высокой стеклянной крышей; их шаги эхом отдавались в каменном коридоре, когда они шли мимо античных скульптур и через пышный парадный зал.
Публика уже была в зале; музыканты Токийского струнного квартета сидели на низкой сцене, держа в руках легендарные инструменты Страдивари. Те самые, на которых когда-то играл сам Никколо Паганини.