— В мире полно людей, которые всегда готовы помочь.

В бассейне полицейского управления было тихо и пусто, за стеклянной стеной темнота, в кафетерии — никого. Большой голубой бассейн был почти неподвижен. Вода снизу подсвечивалась, и блики медленно покачивались на стенах и потолке. Комиссар проплывал дорожку за дорожкой, удерживая темп и следя за дыханием.

В памяти всплыло лицо Дисы — вот она говорит «Когда я тебя вижу, у меня зубы чешутся».

Йона подплыл к стенке бассейна, повернулся под водой, оттолкнулся и начал новую дорожку. Ему показалось, что он поплыл быстрее, когда в мыслях снова оказался в квартире Карла Пальмкруны на Гревгатан. Комиссар снова видел висящее тело, лужицу мочи, мух на лице. Самоубийца не снял верхнюю одежду — ни плащ, ни ботинки, — но потратил время на то, чтобы включить музыку.

Все это заставляло Йону думать, что поступок был одновременно и спонтанным, и хорошо спланированным, что делало его совершенно не похожим на обычное самоубийство.

Комиссар поплыл быстрее, повернулся, еще увеличил скорость. Он видел себя идущим через прихожую Пальмкруны; вот он открывает дверь после неожиданного звонка. Вот видит высокую женщину с крупными руками — она стоит за дверью, в темноте лестничной площадки.

Йона остановился у края бассейна и, тяжело дыша, схватился за пластмассовую решетку над желобом. Дыхание скоро выровнялось, хотя мускулы рук отяжелели от молочной кислоты. В зал вошла группа полицейских в спортивных костюмах. Они принесли с собой две куклы, которых надо было «спасать» — куклу-ребенка и куклу, изображавшую толстяка.

«Умереть — это не бог весть что», — сказала с улыбкой та грузная женщина.

Йона вылез из бассейна странно напряженный. Непонятно почему, но он не мог отделаться от мыслей о смерти Пальмкруны. Перед глазами стояла пустая светлая комната. Умиротворяющая скрипичная музыка — и рои гудящих мух.

Йона знал, что это самоубийство, и твердил себе, что Государственной уголовной полиции здесь делать нечего. Но ему все же хотелось помчаться на место преступления и снова все осмотреть, хотелось пройти каждую комнату, проверить, не упустил ли он чего.

Говоря с домработницей, он решил, что та разволновалась, что потрясение сомкнулось вокруг нее, как густой туман, отчего женщина стала нервной, подозрительной и давала странные бессвязные ответы. Но теперь Йона решил зайти с другого конца. А вдруг она вовсе не разволновалась, не испытала потрясения, а старалась как можно точнее отвечать на его вопросы? Домработница Эдит Шварц утверждала, что Пальмкруне помогли соорудить петлю — нашлись добрые руки и люди, которые всегда готовы помочь. И тогда он покончил с собой не по собственной воле, не в одиночку он организовал свою смерть.

Во всем этом просматривалось что-то странное. Комиссар знал, что прав, но не мог определить — в чем именно.

Йона вошел в мужскую раздевалку, отпер свой шкафчик, достал телефон и позвонил главному патологоанатому, Нильсу Олену.

— Я еще не закончил, — сразу заявил Нолен.

— Я насчет Пальмкруны. Каково твое первое впечатление, даже если ты…