"По Арбату было много церквей", - вот все, что сообщил в очерке "Арбат" в толстенной "Из истории московских улиц" (свыше 800 страниц) П.В. Сытин, очевидно, не имея возможности сказать, что все три Николы на Арбате, как десяток других церквей в переулках, снесли.

Как же радовался я сейчас, когда ехал с мэром на Арбат, куда он спешил, чтобы открыть памятный знак на месте снесенного Николы Явленного.

- Мы его восстановим, - пообещал Юрий Лужков в ответ на высказанное сомнение, как бы этот знак не стал крестом на могиле памятника.

* * *

От церквей и в "Московском рабочем", где издавали книги, и в "Московской правде" шарахались, как черт от ладана. Казалось бы, какой секрет, что на Новом Арбате реставрируют Симеона Столпника, превращенного в склад.

- Пусть реставрируют, а мы писать не будем, чего ты носишься с этим Столпником?

Как же не носится, если здесь венчались тайно граф Шереметев и Параша, отпевали Гоголя... Мимо церкви со срубленными куполами я ходил по Поварской в училище Гнесиных. Отсюда спешил Трубниковским к пианистке, поджидавшей в классе на Собачьей площадке в пропахшем столетиями деревянном особняке, некогда дворянской усадьбе, музее, закрытом тогда же, когда взрывали старую Москву.

Какой была Собачья площадка, знаю не с чужих слов и описаний. Когда же ее сломали при Хрущеве, то увидел, какого масштаба было тотальное уничтожение города, проводившееся до войны, когда Никита Сергеевич сидел на Москве, будучи вторым, потом первым лицом, вместе с другом Лазарем уничтожая улицу за улицей, храм за храмом, вырубая бульвары Садового кольца. Зачем? Чтобы построить по сталинскому Генплану 1935 года "образцовый социалистический город". В кавычки беру слова из Генплана.

Эту формулу пришедший на смену Хрущеву верный ленинец Брежнев слегка перефразировал, призвав народ построить Москву - образцовый коммунистический город.

* * *

В Москву вслед за тысячами земляков я попал с берегов Днепра, из "города чугуна, стали и проката", как писали в газетах, и вождей, добавлю от себя. На квартиру к одному из них я ходил в гости вместе с его сыном, племянницей и их друзьями. Располагаясь с комфортом в полупустой квартире уехавшего куда-то на целину бывшего секретаря Днепропетровского обкома партии, ставшего в год смерти Сталина москвичом и комиссаром военных моряков. Этим комиссаром был Леонид Ильич, по словам генсека: "Какой красивый молдаванин!", а в том домашнем кругу просто добрый "дядя Леня", веселый и простой.

Поскольку родился и вырос я в городе, основанном Екатериной II и великим Потемкиным, на земле новой России, завоеванной ими, как Крым, то и заговорил поэтому по-русски. Песни пел по-украински, как говорили на базаре, весь день по радио и на уроках украинского языка. Поэтому знаю лучше тех, кто кричит сегодня, что Киев не отец, а мать городов русских - в СССР никто украинский язык не ущемлял. И все, кто сегодня размазывает по бумаге клевету об "империи", подло лгут, оправдывая отнюдь исторически не оправданный и отнюдь не предопределенный свыше якобы неизбежный развал государства, разрыв вековых связей русских и украинцев.