Можно себе представить, хотя трудно описать состояние Эдвардса и Элизабет, когда они наконец поняли, что опасность миновала! Из них троих больше всех радовался сам проводник; продолжая держать на спине могиканина, он повернулся к молодым людям и сказал, смеясь своим особенным смехом:

— Я тут же догадался, что порох — из лавки француза: иначе он не взорвался бы весь сразу. Будь зерно крупнее, он полыхал бы целую минуту. У ирокезов не было такого хорошего пороха, когда мы ходили под началом сэра

Уильяма на канадские пленена. Я тебе рассказывал, сынок, как во время сражения с…

— Ради бога, Натти, отложи свои рассказы до того времени, когда мы все выберемся отсюда! Куда нам теперь идти?

— Как — куда? Конечно, на ту площадку, что над пещерой. Там уж пожар до вас не доберется, а коли захотите, можете войти и в пещеру.

Молодой человек вздрогнул и, казалось, сразу затревожился. Оглядевшись с беспокойством, он быстро проговорил:

— А там, на той скале, вполне безопасно? Не доберется ли огонь и туда?

— Где твои глаза, мальчик? произнес Натти с хладнокровием человека, привыкшего к опасностям, подобным той, какую им всем только что пришлось пережить. — Задержись вы на прежнем месте еще с десяток минут, и от вас остался бы только пепел, а вот там можете пробыть сколько вам вздумается, и никакой огонь не доберется, разве только если камни вдруг начнут гореть, как дерево.

Успокоенные таким заявлением, они направились к тому месту, о котором говорил старик. Там Натти снял свою ношу и уложил индейца, прислонив его спиной к скале. Элизабет опустилась на землю и закрыла лицо руками: самые разнородные чувства переполняли ее сердце.

— Мисс Темпл, вам необходимо выпить что-нибудь, подкрепить свои силы, — сказал Эдвардс почтительно, — иначе вы не выдержите.

— Нет, ничего, оставьте меня, — ответила Элизабет, на мгновение подняв на юношу лучистые глаза. — Я не могу сейчас говорить, я слишком взволнованна. Я преисполнена чувства благодарности за свое чудесное спасение — благодарна богу и вам.

Эдвардс отошел к краю скалы и крикнул:

— Бенджамен! Где ты, Бенджамен?

В ответ послышался хриплый голос, идущий словно из самых недр земли.

— Я здесь, мистер Оливер, торчу тут в яме. А жарища такая, как у повара в медном котле. Мне все это уж надоело. Если Кожаному Чулку надо еще много дел переделать, прежде чем отчалить за этими самыми бобрами, так я лучше вернусь в гавань и буду выдерживать карантин, пока закон не защитит меня и не вернет мне остаток моих денежек.

— Принеси из ручья воды, — сказал Эдвардс, — и влей в нее немного вина. И, прошу тебя, поторопись!

— Я мало смыслю в ваших слабых напитках, мистер Оливер, — ответил стюард, выкрикивая все это из пещеры под уступом. — Остатки ямайского рома пошли на прощальный глоток Билли Керби, когда он тащил меня на буксире прошлой ночью — вот когда вы от меня сбежали, во время вчерашней погони. Но немного красного винишка у меня имеется, может, для слабого-то желудка оно как раз и сгодится. В лодке мистер Керби моряк неважный, зато среди пней да коряг умеет поворачивать свою телегу на другой галс не хуже того, как лондонский лоцман лавирует среди угольных барж на Темзе.