– На машинах туда не проедешь. – Гущин включил фонарь. – Оцепление пусть так и остается на месте, а мы двумя группами начнем осмотр территории.

В группах было по нескольку сотрудников да плюс еще «приданные силы» из числа московских коллег из отдела милиции Тушина, но…

То ли территория промзоны была велика, то ли света мало – «приданные силы», да что говорить, все они, едва лишь ступили во тьму под дождь, как-то разом все растворились, потерялись в этом урбанистическом пейзаже. Хаос и запустение…

Кого здесь можно найти? Разве мы найдем ЕГО? – Катя, подняв голову, подставив лицо под струи дождя, видела вокруг лишь кирпичные стены и черный треугольник неба между ними. Это было похоже на горное ущелье. Старый цех трикотажной фабрики – шесть этажей, выбитые стекла, здание, предназначенное под снос. Темная громада, как склон горы. А вот еще один цех, двор, заваленный бытовым мусором, и дальше арка между кирпичными заводскими коробками.

Арка… ворота…

Мещерский повернул туда.

– Без меня не ходи! – Катя по лужам, не обращая внимания на застывшие ноги, догнала его чуть ли не бегом. – Постой, ты ничего сейчас не слышал?

– Нет.

– Вот сейчас.

– Это бродячие собаки.

ГРАЖДАНИН УГАРОВ, СОПРОТИВЛЕНИЕ БЕССМЫСЛЕННО, МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ВЫ ЗДЕСЬ, ПРЕДЛАГАЕМ ВАМ СДАТЬСЯ И ВЫЙТИ!

Прогремело в мегафон со стороны патрульных машин, перекрывших въезд на территорию. Словно в рог протрубили во время большой охоты. Того, за кем гнались, поднимали, как зверя в берлоге, надеясь спугнуть, заставить выдать себя.

– Где он точно, мы все равно не знаем. – Мещерский смотрел в темную арку, а потом шагнул под ее своды. Его будто тянуло внутрь.

– Э, консультант, старших положено вперед пропускать.

Катя оглянулась: Гущин, с ним все же как-то спокойнее.

– План зданий, конечно, не помешал бы в этом долбаном муравейнике. – Гущин постучал по стене. – Да тут все скоро под бульдозер пойдет. Крепко строили, прямо монолит. Черт!

Он споткнулся об автомобильную покрышку. У выхода из арки этих самых старых покрышек громоздилась целая гора – точно кто-то когда-то сложил их намеренно, преграждая путь.

Дальше было темно. Гущин посветил фонарем: жаркое пятнышко скользило по растрескавшемуся асфальту, по дорожке, залитой бетоном, уводившей куда-то… Стена, провалы окон, железная лестница, из которой торчали какие-то острые штыри.

Катя поняла: они во внутреннем дворе и это замкнутое, ограниченное стенами цехов, пространство.

Ржавая лестница лепилась к окнам, когда-то это был запасной выход, как и требовала инструкция по технике безопасности. На такую лестницу не то что ступить, дотронуться до нее было боязно – сплошная ржа и коррозия.

– Тут никого нет, – сказала Катя, обернулась к Гущину и…

Опустив фонарь, он напряженно всматривался в темноту – в пустые, лишенные стекол окна.

– Вы двое – ну-ка давайте назад, к арке, к стенам поближе. – Он расстегнул кобуру, полез за рацией, но у него было только две руки, и фонарь…

Фонарь шлепнулся в лужу. Хлоп – лампочка взорвалась. В рации послышалось шипение, а потом щелчок, и связь вырубилась.

И, словно в ответ на это, в окне на уровне третьего этажа мелькнул оранжевый сполох – точно отблеск костра.