— Продолжай, — сказал Малкольм.

— Беренайс страдала из-за себя самой и своей несбывшейся мечты, но она считала, что виноват в этом один Томас. Деньги для нее ничего бы не изменили, ей на самом деле нужны были не деньги, ей хотелось родить сына. Убив Мойру и тебя, она бы все равно не получила того, о чем мечтала.

— А Жервез?

— Он разрушает сам себя. На это уходят все его силы. Его просто не хватило бы еще и на то, чтобы убивать кого-то из-за денег. У него нервы совершенно ни к черту. Он пьет. Чтобы сделать бомбу, нужно быть трезвым и спокойным. А Урсулу отчаяние толкнуло к церкви и обедам с Джойси.

Малкольм хмыкнул. Смешок вышел неубедительный.

Мы позвонили Джойси в субботу ночью, когда еле живые вернулись в гостиницу. Поблагодарили за помощь. Она страшно расстроилась из-за нашего молчания о том, что случилось, и, расплакавшись, положила трубку. Утром мы ей перезвонили и все рассказали. Убитая горем Джойси сказала: «А я еще позвонила Сирене первой! Она, наверное, поехала и купила всю эту взрывчатку… не могу поверить. Милая маленькая девочка, она мне так нравилась, когда была совсем маленькой, несмотря на то что я ненавижу ее мать. Какой кошмар!!!»

— Продолжай. Почему ты замолчал? — сказал Малкольм.

— Это не могли быть Алисия или Вивьен, они просто физически не в состоянии тебя куда-нибудь отнести. Это мог сделать любовник Алисии, но с какой стати? Не мог же он думать, что Алисии будет лучше, если ты умрешь? Кроме того, я не представляю себе, чтобы кто-нибудь из них мог собрать бомбу.

— А Фердинанд?

— Этого я тоже не могу представить. А ты? У Фердинанда нет никаких особенных неприятностей, он на прекрасном счету в своей фирме. Нет, только не он. И не Дебс. Вот и все.

— Значит, ты решил, что это Сирена, только путем исключения? — Малкольм повернулся от окна, внимательно всматриваясь в мое лицо.

Я ответил не сразу.

— Нет… Я долго думал обо всех них, об их заботах и тревогах. Вначале, после того как убили Мойру, я тоже думал, как и все остальные, что она поплатилась за желание отсудить половину твоих денег. Это как бы само собой подразумевалось. Но когда я узнал их всех поближе, когда понял, что творится у них в душах за вроде бы приличным и нормальным фасадом, я начал склоняться к тому, что вряд ли в этом деле замешаны деньги… И когда я был в Нью-Йорке, я снова подумал о каждом из них, только не обращая внимания на деньги… и с Сиреной… все сошлось.

Малкольм беспокойно отошел от окна и сел в кресло. Сказал:

— Это не убедило бы полицию.

Я согласился.

— Тебя тоже. Ты должен был увидеть все своими глазами. — Я замолк, вспомнив, что он увидел на самом деле. Его дочь приехала, чтобы взорвать кухню, а не искать там клочок бумаги.

Малкольм неожиданно сказал:

— Но у тебя же не было никаких доказательств! То есть ты ведь не был уверен, что это она? Никаких реальных доказательств?

— Не было. Ничего такого, к чему прислушались бы в суде. Кроме того, что я понял: это Сирена нанимала тогда Нормана Веста выслеживать тебя, а не Алисия, как он решил.

Малкольм удивился.

— С чего ты взял?