Спустя некоторое время в подвале глухо и осторожно застучали молотки…

На следующий вечер собрались опять. Как и накануне, Гусиная Лапа привел их все тем же путаным путем, и опять никто не мог сообразить, где находится дом, в подвал которого они поодиночке спустились.

В стенке уже наметилась неглубокая, с рваными краями ниша. Рубить стало труднее. Руки быстро уставали, на пальцах появились кровавые ссадины, трудно было дышать от кирпичной пыли.

Работавший вместе с Карцевым Генка Фирсов по кличке Харя вдруг глухо застонал и выронил молоток. Из перебитого пальца густо потекла кровь. Генка отчаянно замотал в воздухе рукой, потом прижал ее к животу и сквозь зубы процедил:

— К чертям это дело… Сдалось оно мне…

— Давай перевяжу, — сказал Карцев, вытаскивая носовой платок, и сочувственно прибавил шепотом: — Пока не кончим, никуда не уйдешь, Харя. Что ты, не знаешь, что ли?

Генка обмотал палец платком и, отдышавшись, упрямо буркнул:

— Говорю, все, значит, все, — и, хмуро посмотрев на Карцева, добавил: — И тебе советую. Дело это, знаешь, чем пахнет?

Они, как всегда, солидно выпили перед тем, как прийти сюда. Пили прямо из бутылки по очереди, почти не закусывая. У Карцева еще шумело в голове, и он поминутно сплевывал густую горькую слюну. Слова Генки доходили до него, как сквозь вату, и в ней словно застревал и не доходил до сознания их опасный, угрожающий смысл. Карцев вяло махнул рукой.

— Ладно тебе.

— Не ладно, — упрямо мотнул рыжей головой Генка. — Раскумекаешь — поздно будет.

Он совсем не казался пьяным.

В этот момент откуда-то из-за ящиков появился Розовый — он, видимо, все слышал. Сжав кулаки, он надвинулся на Генку, и без того маленькие глазки его на круглом лице зло сузились.

— Трухаешь, слизь? — с угрозой спросил он.

— Пошел ты, знаешь куда?..

— Будешь долбить?

— Не буду!

— А-а, так, значит?

Розовый занес кулак, но тут вмешался Карцев:

— Ты не очень, слышь?

Розовый резко повернулся к нему, губы его уже дрожали от бешенства.

— А ты мало получил тогда, Профессор? Еще хочешь?..

Рука его скользнула в карман. «Нож», — мелькнуло в голове у Карцева, и он, уже не думая, что делает, поднял над головой тяжелый молоток.

Видно, Розовый сообразил, что драться сейчас невыгодно, потому что быстро отступил в проход среди ящиков и, прежде чем убежать, истерично крикнул:

— Поглядим еще! Живыми отсюда не выйдете!..

Когда они остались одни, Генка хмуро спросил:

— Вдарил бы его молотком или так?..

— Вдарил бы, — тяжело дыша, ответил Карцев.

И Генка просто сказал:

— Ну, спасибо, раз так.

Помолчали. Потом Карцев нерешительно сказал:

— Сейчас он Лапу приведет. Давай уж… — и поднял валявшееся на полу зубило.

— Не буду, — упрямо повторил Генка.

Карцев, согнувшись, вяло застучал молотком. Руки его дрожали, голова стала совсем тяжелой.

А через минуту за ящиками послышались тяжелые шаги и, загородив собой весь проход, появился Гусиная Лапа. В слабом свете фонарика, укрепленного не выступе стены, видно было, что мясистое лицо его спокойно, он даже как-то сочувственно посмотрел на скрюченную Генкину фигуру в углу, потом сказал: