— Убийца! — пробормотал сыщик. — Вы знаете, кто убийца?

— Я знаю, как он выглядит! — спокойно ответил отец Браун. — Это единственное, что я знаю. Мне кажется даже, что я вижу, как он входит в парадную дверь, каким стоит в слабом мерцании лампы: я вижу его фигуру, его костюм, даже его лицо.

— Что это значит?

— Он был похож на сэра Хемфри Гвинна, — сказал священник.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Бэгшоу. — Гвинн ведь был убит: он лежал с простреленной головой на берегу пруда.

— О, да! — сказал отец Браун. После минутной паузы он продолжал: —Вернемся к вашей теории. Она очень хороша, хотя я не вполне согласен с ней. Вы полагаете, что убийца вошел в парадную дверь, встретил судью в холле, сцепился с ним и разбил зеркало; что судья после этого убежал в сад, где его в конце концов и застрелили. Не знаю, но почему-то все это кажется мне неестественным. Допустим, что он убегал из холла, но в конце холла есть два выхода: один в сад, другой во внутренние комнаты. Несомненно, он предпочел бы скрыться в доме. Там был его револьвер; там был телефон; там был слуга — так он по крайней мере думал. Даже ближайшие его соседи находились именно в этом направлении. Чего же ради он остановился, отпер боковую дверь? Для этого ему пришлось ведь задержаться и выбежать одному в пустынный сад.

— Но мы знаем, что он вышел из дому! — удивленно сказал Бэгшоу. — Мы знаем, что он вышел из дому, потому что его тело нашли в саду.

— Он не выходил из дому, потому что он не был в доме! — ответил отец Браун. — Я хочу сказать, что в тот вечер он не был в доме. Он сидел в бунгало. Мне это сказали в самом начале красные и золотые звезды, рассеянные во мраке сада. Они зажглись потому, что в бунгало включили ток. Они не горели бы вовсе, если бы Гвинн не находился в бунгало. Он бежал по направлению к дому и телефону, когда убийца застрелил его у пруда.

— А разбитый горшок, а пальма, а разбитое зеркало? — вскричал Бэгшоу. — Ведь вы же сами заметили весь этот разгром. Вы ведь сами сказали, что в холле боролись.

Священник смущенно заморгал.

— Разве? — пробормотал он. — Нет, нет, я, наверное, не говорил этого. Если я не ошибаюсь, я сказал, что в холле что-то случилось. И что-то, безусловно, случилось, но это «что-то» не было борьбой.

— Так кто же разбил зеркало? — коротко спросил Бэгшоу.

— Пуля разбила зеркало! — спокойно ответил отец Браун. — Пуля из револьвера преступника. Тяжелые осколки стекла опрокинули горшок и пальму.

— Во что же он мог стрелять, если не в Гвинна? — спросил сыщик.

— Это довольно сложная метафизическая материя! — ответил священник дремотным тоном. — В некотором смысле он стрелял в Гвинна, но Гвинна там не было. Преступник был в холле один. — Он замолчал на секунду, потом спокойно продолжал: — Представьте себе зеркало, висящее в конце коридора, до того, как оно было разбито. Представьте себе высокую, нависавшую над ним пальму. Отражая в полусвете однообразные одноцветные стены, оно могло быть похоже на конец коридора. Человек, отражающийся в нем, мог быть похож на человека, выходящего из внутренних комнат. Он мог быть похож на хозяина дома, если только он был хоть капельку похож на него.