— Чего надобно? Принесла нелегкая ни свет ни заря.
— Открывай, Василий, встречай шуряка, — недобро ответил ранний гость.
— Какой еще шуряк? — удивились с той стороны.
— В моем доме семнадцать лет живешь и не узнаешь?
Ему открыли, впустили.
В небольшой кухоньке горела лампа «трехлинейка». Пахло керосином и еще чем-то паленым. Гость огляделся.
— Письмо мое получил?
— Получил, — нехотя ответил хозяин. — Только я считаю, Тихон Савельевич, что вы на дом никаких прав не имеете. Дом был дан моей покойной жене в приданое…
— Были бы у вас с него дети, было бы тебе и приданое. А теперь что выходит? Дом как был записан на фамилию Сушко, так и остался. А Сушко — я, ты — Демченко. Вот и выходит — после сестры дом должон вернуться ко мне. Покажи-ка его хозяину!
Гость шагнул было к ближайшим дверям, но Демченко загородил собою путь.
— Туда нельзя… Там моя жена. Спит.
Гость вконец разошелся:
— Жена-а-а… — насмешливо протянул он. — Откуда такая взялась? Уж не ей ли норовишь передать мой дом? Так знай, по судам затаскаю!
К разговору чутко прислушивались обитатели дома.
— Вася, Вася, — раздался женский голос, — скажи ему, пусть пока уходит. Мы же еще спим. Придет потом, после обеда, тогда и решим.
— Ну нет! — загрохотал бас гостя. — Хотят меня вытурить из родного дома. Да меня мать в люльке колыхала в той комнате, где ты сейчас нежишься со своей утешительницей.
Гость сделал еще одну попытку осмотреть «свой дом». Но Демченко запер перед ним дверь во вторую комнату.
— Это моя мастерская. Там у меня аппарат, пластинки, бумага… Туда не пущу. — Он положил ключ к себе в карман. — И попрошу не дебоширить. Иначе вызову милицию. Пока суд не решит, вы на этот дом прав не имеете.
Гость слегка успокоился.
— Иди штаны-то надень… Жених, — посоветовал он.
Демченко удалился.
В спальне он держал совет с женою. Братунь советовала:
— Соглашайся, черт с ним, с этим домом, все равно уезжать. Не надо сейчас привлекать внимание к себе. Прими его поласковее и выпроводи. Подпиши, что там нужно.
— Но это же мой дом! — удивился Демченко.
— То, что есть у твоей Людочки, на дюжину счастливых хватит, — ядовито проговорил Григорий, стоявший на пороге. — Надо поскорее выпроводить этого крохобора. Пристукнуть бы его, да шума не хочется поднимать.
Демченко оделся и вышел на кухню к гостю.
— Тихон Савельевич, мы с женою посоветовались и решили отказаться от дома… конечно, не безвозмездно, дадите отступного. А пока я могу по-хорошему, без тяжбы подписать бумаги, какие там нужно.
— А не обманешь? — насторожился гость. — С какой это радости ты от своего так легко отрекаешься?
— Чего же отрекаюсь, отступного возьму. Все равно я уеду отсюда.
— Думаешь, что я так и раскошелюсь?
— Договоримся.
— Ну, ну… — гость все еще не верил.
— Раздевайтесь, позавтракаем, мы же с вамп были добрыми родичами.
— Были… Пока ты мою сестру заради молодой па тот свет не отправил.
— Побойтесь бога, Тихон Савельевич! — взмолился Демченко. — Ваша сестра была больным человеком, вы это знаете.
— Была, была… — проворчал гость, снимая полушубок.
В кухню вошла Людмила. Поздоровалась с гостем.