Были выражены различные мнения, эмоции и позиции, но вопрос не сдвинулся с мертвой точки до тех пор, пока кто-то не встал на позицию афроамериканца и с глубоким волнением не заговорил о том, что значит быть черным американцем в белой Америке. «Многие из вас страдали от рук своих родителей и до сих пор все еще жалуются на это. Не так ли? Тогда не ждите, что оскорбленный человек, чья раса угнеталась веками, перестанет жаловаться. Страдание, которое мы, черные, терпели, древнее. Но мы продолжаем испытывать боль и гнев не только из-за прошлого, но и из-за того, что даже сейчас, в этом зале, каждый думает, что мы должны забыть нашу боль и идти дальше. Мы сердимся потому, что никто не любит слушать о нашей боли и никто не готов воздать должное».

Это решило все. Все поняли, что боль афроамериканца — это боль каждого, и коренится она не только в прошлом, но и в настоящем, так как мы все игнорируем страдание и критикуем страдающего за то, что его жизнь невыносима. Только когда вы разделяете чужую боль и изменяете ее источник в настоящем, вы можете двигаться дальше.

До тех пор пока этот человек не заговорил о страданиях афроамериканцев, боль была запрещенной темой. Но как только она была обозначена, она перестала быть отвергнутым и голодным призраком, превратившись в живущий дух, оживляющий и объединяющий. В этот момент каждый из нас был болен, и в то же время в каждом из нас что-то исцелилось. Все принадлежали к одному и тому же племени, и все мы были воинами, сосредоточившими свое второе внимание на мире, обретя общее сновидящее тело.

Вскоре после этого возникла другая проблема. Несколько еврейских женщин подняли вопрос относительно одного из участников конференции, служившего в гитлеровской армии в годы Второй мировой войны. Делегат защищался, как мог, но в конце концов признался, что любил Гитлера: тот обещал избавить немецкий народ от страданий и нищеты. «Гитлер продемонстрировал нам силу, которой больше ни у кого не было, выведя страну из состояния депрессии, порожденной Версальским договором», — сказал он. Любовь этого человека к Гитлеру расколола группу, и ее сновидящее тело стало Второй мировой войной. Люди заняли различные позиции и говорили с гневом и болью. Некоторые пришли в такую ярость, что угрожали повесить этого человека, другие взывали к милосердию.

Его признание и раскаяние разрушило чары. Эта группа сплотилась, так что чье-то второе внимание и контролируемый взрыв чувств привели нас к отсутствующему призраку. Кто-то должен был брать ответственность за прошлое и настоящее, иначе зло — бестелесный призрак. Это огромное собрание как бы сжалось в размерах и пусть и ненадолго, но сблизилось.

Мир, который имеет общее сновидящее тело, становится обществом, если кто-то, воплотившись в тело шамана, отважится выйти за границы обыденного, шагнет за культурные барьеры и, контролируя свой порыв, осмелится проникнуть в неведомое. Этот человек должен использовать свое второе внимание и способность к совместному сновидению, чтобы помочь городу испытать неведомое, позволив сновидению направлять себя.