— Во времена моего детства говорили: «Голос Левитана», — улыбнулась я.

— Он был художник, не артист, — снисходительно поправила меня Соня.

— Юрий Левитан, — уточнила я, — диктор, который во время Великой Отечественной войны читал все сводки Совинформбюро, и он же сообщил о капитуляции фашистской Германии.

— Разве тогда уже был телек? — заморгал Сережа.

— Юрий Левитан работал на радио, — пояснила я. — В вашей гимназии историю преподают? Ладно, вернемся к звонку. Так что сказал красивый мужской голос?

— «Соизвольте пригласить к телефонному аппарату Екатерину Соловьеву», — продекламировала Соня. — Нормальный человек разве так скажет? Вот я и решила: из того театра звонили!

— Больше идиотов нет! — подхватил Сережа. — У Сонькиного телефона звук мощный, можно громкую связь не включать, я тоже услышал. Прикольно. Катюша в инглиш-кабинет рванула, а Соня сказала:

— Что случилось? Никогда Катьке мама не звонила!

Ну я и говорю:

— Это не мать. Небось из секты какой-то дурак прорезался.

А Соня в ответ:

— Кроме матери, Катюха никому номер не давала! Мой телефон не общий. И за фигом секте Катю искать?

— Мы между собой театр сектой зовем, для прикола. Иногда Катьку подкалываем, ну, типа, дочь сектантки. Это хохма, — сказал Сергей.

— Затем Катя вышла и про больницу рассказала, — перебила парнишку Соня, — и все. Теперь у нее телефон выключен.

Сев в машину, я первым делом позвонила Николаю Рябцеву, подчиненному Дегтярева, и спросила:

— Коленька, как дела?

— Ох, не к добру твой интерес, — настороженно ответил Николай. — Сразу говори, во что влипла?

— Нужна небольшая консультация, — продолжила я, — если исчезла семья, мама и дочка, и родственников у них нет, может ближайшая подруга подать в ОВД заявление об исчезновении?

— Насколько я знаю, такую бумагу примут исключительно от близких людей по истечении установленного срока, — оттарабанил Николай. — А кто пропал?

Я вкратце изложила ему ситуацию, Рябцев поскучнел.

— Не гони волну. Вероятно, сегодня вечером твоя Соловьева домой припрет. Загуляла с любовником.

— Она не из бесшабашных особ, — вступилась за Иру я.

— А потом мужика повстречала и башку потеряла. Сколько я таких случаев знаю, — загудел Николай. — Не зря про три дня придумано, девяносто процентов «пропавших» в пятницу вечером в воскресенье домой приходят и ну каяться, рассказывать, где гуляли.

— Катю вызвали из школы, — напомнила я, — попросили приехать на площадь у Курского вокзала. Место выбрано не случайно, там толчея, легко затеряться, бесполезно расспрашивать про девочку, никто ее не запомнил.

Николай зашуршал какими-то бумажками.

— Хочешь, дам тебе телефон Юрки Бондарева? Он спец по розыску. Наш отдел этим не занимается. Могу ему звякнуть, сказать о тебе, хотя, полагаю, он о дегтяревской подруге наслышан, отнесется к тебе с полнейшим пониманием. Как там, кстати, Александр Михайлович?

— Нормально, — вздохнула я, — ловит свою рыбу и счастлив. Сам знаешь, два раза в год посидеть неделю с удочкой на берегу, где не берет мобильный, для полковника святое. Вернется через пять дней.

— Записывай номер Бондарева, — деловито сказал Николай.