— Ваш брат Роман сейчас дома? — спросила я.

— Нет, — буркнула Ольга.

— Но вообще он живет здесь?

— Вообще — здесь, но сейчас его нет, — не скрывая неприязненного отношения ко мне, сказала девушка. — И когда он будет, я не знаю. Вы еще и Ромку приплетаете!

— Ладно, Ольга. — Я поднялась. — На сегодня я вас покидаю, но можете не сомневаться, что встретиться нам еще придется, и, возможно, не раз.

— Я вам все! уже! рассказала! — хлопая себя рукой по коленке, почти прокричала Ольга.

— Нет, не все, — улыбнулась я и пошла к двери. — До свидания.

Владимир Ефремович Стоянов имел свой собственный дом. Ему было далеко до роскоши коттеджа Вавиловых, но все же он представлял собой добротную постройку, одноэтажную, но с мансардой. Дом был обложен кирпичом, белый чередовался с красным. Высокое крыльцо, веранда. И главное, чисто и ухожено. В палисаднике все было аккуратно подметено, деревья — подстрижены. Мне понравились осенние астры — мохнатые, крупные, разных расцветок, хотя я вообще-то не люблю эти цветы. Еще краше выглядели белые и розовые хризантемы. Роскошных роз, о которых говорила Кассандра, я в палисаднике не увидела, но, должно быть, Владимир Ефремович выращивал их в специальном помещении, если занимался их разведением круглый год.

Адрес Стоянова, естественно, был раздобыт у Инессы, как и номер телефона, по которому я позвонила ему и договорилась о встрече. Я не сомневалась, что Стоянов сразу на нее согласится, и не ошиблась. Он уже стоял на крыльце, поджидая меня, — действительно, высокий статный мужчина с благородной сединой на висках и мужественным лицом моряка. И хотя он был одет в обычную рубашку и мягкие домашние брюки, я четко себе представила, как, вероятно, идет ему парадная морская форма.

— Машину вы сюда, к сожалению, не загоните, — поздоровавшись, крикнул он мне. — Места мало. Мне самому приходится свою на стоянку ставить. А так хотелось собственный гараж иметь.

— Ничего страшного, — махнула я рукой. — Она у меня на сигнализации, да и ненадолго я к вам, Владимир Ефремович.

— Ну это как разговор пойдет, — улыбнулся он, приглашая меня в дом.

Внутри дом был деревянным.

— Это я сам его кирпичом обкладывал, — пояснил Стоянов. — Можно было, конечно, заново построить, но я дерево люблю. Запах от него, знаете, какой-то особенный, домашний, родной… И теплее в деревянных стенах, чем в каменных. Сентиментальным становлюсь на старости лет, что ли…

И он тихо засмеялся, покачав головой, без всякого намека на кокетство. На столе стояли большой чайник, мисочка с вареньем, ваза с конфетами. Мне Владимир Ефремович налил чаю в большую чашку, а себе — в темно-вишневую кружку.

— Признаться, я обрадовался, когда вы позвонили, — медленно проговорил отставной моряк.

— Я это почувствовала по вашему тону, — призналась и я. — Вы не верите в виновность Кирилла?

— Нет, не верю. И, честно говоря, не знал, что делать, чтобы ему помочь. Общался, конечно, с милицией, приводил им свои доводы, но кто меня станет слушать? Решил, что будем ждать суда, а там уж разберутся. Конечно, надеялся там выступить, многое объяснить, чтобы суду понятно стало, что парень ни при чем. А все равно на сердце неспокойно было, нехорошо.