Что, Эрнест? Мой контрперенос? С вами было бы то же самое: он нарастал в бешеном темпе. Я пытался не позволить ему повлиять на мое решение. Я не позволял контрпереносу контролировать свои действия. Я был уверен, что у меня не было иного разумного выбора. И я до сих пор придерживаюсь этого мнения — даже в свете дальнейших событий. Но признаюсь вам честно: эта идея захватила меня. Вот он я, старик, стоящий одной ногой в могиле. Корковые нейроны мозжечка вымирают, зрение падает, сексуальная жизнь не существует в принципе — у моей жены отлично получалось бросать, вот и заниматься сексом она бросила давным-давно. Что я чувствовал к Белль? Не буду отрицать: я обожал ее. Когда она сказала, что собирается устроить мне лучший секс в моей жизни, я услышал, как мои изношенные гонадные[8] механизмы завелись и с треском заработали. Но я хочу сказать вам — и вот этому диктофону, — причем сказать так, чтобы это прозвучало максимально убедительно: не этот фактор заставил меня пойти до конца! Вам и вашему комитету по этике, наверное, нет до этого дела, но для меня это вопрос жизни и смерти. Я не нарушил договор с Белль. Я не нарушил ни единой договоренности с любым другим моим пациентом. Я никогда не ставил свои потребности выше их.
Чем кончилась эта история? Думаю, остальное вам известно. Все здесь, в вашей карте. Мы с Белль встретились в Сан-Франциско утром с субботу, позавтракали в «Mamas» на Норт Бич, и расстались только вечером в воскресенье. Мы решили сказать нашим супругам, что я назначил на выходные группу-марафон для своих пациентов. Раз или два в год я провожу такие групповые сеансы для десяти-двенадцати пациентов. Белль даже посетила один из них в первый год терапии.
Вы когда-нибудь вели такую группу, Эрнест? Нет? Поверьте мне, это мощное оружие… здорово ускоряет терапию. Вы должны знать, что это такое. Когда мы с вами в следующий раз встретимся — а я уверен, что мы обязательно встретимся, но на этот раз уже в других обстоятельствах, — я подробно вам о них расскажу. Я вел их тридцать пять лет.
Но вернемся к этому уик-энду. Нечестно было бы столько рассказать вам и утаить кульминацию. Посмотрим, что я могу вам сказать… Что я хочу вам сказать. Я пытался сохранить достоинство, я пытался остаться в роли терапевта, но продержался я недолго. Белль позаботилась об этом. Она взялась за меня, как только мы поселились в «Фейр-монте», и скоро, очень скоро мы уже были просто мужчиной и женщиной, и все, о чем говорила Белль, сбылось.
Не буду лгать вам, Эрнест. Я наслаждался каждой минутой этого уик-энда, большую часть которого мы провели в постели. Я боялся, что все мое хозяйство проржавело за долгие годы бездействия, но Белль была мастером в этом деле — там нажать, там потянуть, и все заработает.
Три года я упрекал Белль за жизнь в мире иллюзий и навязывал ей свою реальность. Теперь на два дня я вошел в ее мир и увидел, что жизнь в волшебном царстве не так уж и плоха. Она была моим молодильным зельем. Час за часом я становился все моложе, все сильнее. Я лучше ходил, я обманул свой желудок, я казался выше и стройнее. Мне хотелось рычать! И Белль это заметила: «Именно это и было тебе нужно, Сеймур. Именно это — и только это я хотела от тебя — обнимать меня, позволить мне обнимать тебя, подарить тебе мою любовь. Пойми, я полюбила в первый раз в своей жизни! Неужели это так ужасно?»