Позвольте, я вам немного расскажу о моей жизни здесь.

…X очень похож на Пало-Альто, но не такой роскошный или денежный. Университет — времен пятидесятых годов. Местное студенчество очень спокойное. Дай им кирпич, и в отличие от Беркли они начнут выкладывать им ямку для барбекю, но даже не подумают запустить им в окно. Мы живем в старом доме с задним двориком, на котором, похоже, доживают свои последние дни старые удочки — настолько он заполнен сухим и еще годным бамбуком.

…Я раскрутилась как свободный писатель и недавно продала свой рассказ за 300 долларов. Также написала несколько статей для одного журнала…Недавно посетила занятие женской группы совершенствования сознания и написала некоторые личные наблюдения по этому поводу, которые будут опубликованы. Когда они выйдут, я вам их пришлю. К счастью, там не просили каждую женщину рассказать свою историю. Свою я бы назвала «Джинни и деньги на бензин».

…Отношения между мной и Карлом сильно не изменились. Нам все еще нравится быть друг с другом, а иногда все переходит в сплошные нежности. Мы полностью использовали свою квоту ночных драм, когда мною опять овладевал ужасающий страх. Но я пока нахожусь в этом ночном лабиринте. Мы просто являемся сами собой, что создает не слишком эмоциональную, но дружескую атмосферу. Теперь я ясно высказываюсь. Недавно Карл сказал, что у меня нет целей или конечных установок. Я дала нам три месяца на оценку наших отношений… и чем дольше я остаюсь здесь, тем больше мы сближаемся с Карлом, но у меня нет направления, и наше будущее выглядит как предложение, которое можно оставить, как есть, а можно и отредактировать.

…Чувствую я себя прекрасно. Большую часть времени я счастлива — хотя мое настроение может качнуться в любую сторону. Когда я заставляю себя писать, независимо от краткости периода, я счастлива. Я так долго ждала, чтобы написать вам, потому что постоянно считала, что нахожусь на грани срыва и жду того события, о котором можно вам сообщить и о котором вы хотите услышать.

…Карл после нашей очередной разборки, в результате которой мы друг с другом не разговаривали, сказал: «Как бы я хотел, чтобы доктор Ялом был сейчас здесь». Мы оба любим вас. Ваш друг

Джинни

А потом молчание. Я исполнял свою роль с другими Джинни. Принимал участие в драмах, которые разворачивались на вращающихся подмостках моего кабинета. Нет! Как претенциозно! И как неточно! Я знаю, сколько себя я отдаю каждому пациенту, но истина заключается в том, что больше всего я отдавал себя Джинни. Больше чего? Что я отдавал больше всего? Интерпретаций? Пояснений? Поддержки? Рекомендаций? Нет, чего-то по ту сторону методологии. Я сочувствовал Джинни всем сердцем. Она меня так тронула. Я дорожил ее жизнью. И с нетерпением ждал с ней встреч. Будучи очень богатой, она влачила жалкое существование. И она дала мне очень много.

Где- то более года спустя после «последнего сеанса» она приехала в Калифорнию, и у нас было две встречи. Первая — рабоче-развлекательная встреча с моей женой. Джинни приехала в сопровождении своей лучшей подруги и захотела встретиться с нами, но предупредила меня, чтобы я ничего не говорил о том, что мы вместе пишем книгу. Это внесло некоторую напряженность. Но подруга, темноволосая очаровашка, побыла с нами всего несколько минут. Когда она ушла, мы остались втроем: Джинни, моя жена и я. Мы обсудили рукопись и за бокалом шерри, чашечкой чая и домашним печеньем поболтали о том о сем. Не зная, что мне нужно, я точно знал, чего не нужно, — пустых разговоров и вмешательства посторонних.