Почему он не мог принять католичество? Потому что у него не было в достатке католических священников на Руси. А городское население являлось православным[1]. Из-за чего такой поступок ставил короля в оппозицию со своими подданными, провоцирую многочисленные бунты. С унией все выглядело еще хуже, ибо она загоняла Иоанна в положение «свой среди чужих, чужой среди своих». То есть, из православного мира он уже отторгался, а в католический еще не включался. И священников, каковых был острейший дефицит, это ему не добавляло.

Нунций же, следуя в рамках местечковой политики, характерной для Святого престола последних столетий, не видел и не понимал всего курьеза сложившейся ситуации[2]. И того тупика, в который он сам, вместе со своим патроном загоняли короля не видел и видеть не хотел. А потому продолжал действовать в рамках своего скудного разумения…

— Она нас поддержит? — Тихо спросил Родриго у духовника королевы.

— Я не знаю, — покачал тот головой. — А прямо спросить опасаюсь.

— Она хочет, чтобы ее сын вырос честным католиком?

— Без всякого сомнения.

— Ну вот и хорошо. Значит она на нашей стороне.

— Ваша Светлость, я бы не делал поспешных выводов. Элеонора женщина умная, но не кровожадная. И ни в коем случае не желает смерти своему супругу.

— Но, если он умрет, она ведь поддержит нового короля — трехлетнего Владимира. Она сможет стать регентом при нем?

— По местным обычаям она не сможет стать регентом. Скорее им станет дядя нынешнего короля — Андрей Васильевич, герцог Боспорский. А он — православный. И общения с нами не одобрял изначально.

— Вздор! У деда нынешнего короля — Василия Васильевича регентом по малолетству была его мать — Софья Витовтовна, княжна литовская. И поговаривают — справлялась она отлично.

— Элеонора не Софья.

— Это очевидно. Имена у них отличные.

— Дело не только в именах. Элеонора слишком мягкая, а Софья дама была лихая. Когда татары подошли к Москве, эта литовская княжна уже будучи старушкой, возглавила оборону города и развила кипучую деятельность немало в том преуспев. Она до самого своего конца была крайне активна. И Иоанн, поговаривают, в нее уродился. Во всяком случае о том бают те, кто ее знал лично. На месте не сидела — до всего ей было дело. Не баба, а муж в юбке. Элеонора не такая.

— Мы ей поможем. Не так ли? — Повел бровью Родриго.

— Мы?

— Ты как духовник не оставишь чадо свое, оказавшееся в сложной жизненной ситуации. А я, как посланник Святого престало поддержу юного католика — короля Владимира, дабы он по малолетству не потерял престол.

— Я даже не знаю, — покачал головой духовник. — Надо бы с татарами поговорить.

— А чего говорить с ними? Они тут при чем?

— Это самые сильные и влиятельные вассалы короля. Опасные и кровожадные степные волки. Иоанна они боятся и уважают, считая его самым зубастым в степи — львом среди волков. Но обычное право наследования для них — пустые слова. Они могут и не принять власть над собой со стороны трехлетнего ребенка.

— И что? Усмирим. У Иоанна хорошая армия. Она их раздавит.

— Иоанн не просто так пошел с ними на мировую. Воевать со степью — опасно. Да, она может быть слабее тебя. Но ты своей армией не сумеешь затыкать все дыры в обороне. А степняки станут терзать королевство своими набегами. Сюда побежал — они там напали, туда бросился — они тут нарисовались. Это плохая война. Элеонора сказывала, что сам Иоанн не боится такой войны, хвалясь тем, что знает, как их быстро победить. Но в этом нет ничего удивительного. Он немало одарен Всевышним в делах военных и ныне нет армии, что способна его победить. Люди сказывают, что там, где он — там победа. Но это он одарен. А мы? А его полководцы? Они ведь простые люди.