В животе неприятно заныло: так бывает, когда понимаешь, как же сглупил, принимая важное решение, что, возможно, это лишь первый просчет из череды многих и первый звоночек, недвусмысленно указывающий на неминуемый крах всего предприятия, которое просто не сможет не пойти ко дну под грузом всех этих дурацких ошибок.
– Как же глупо.
Джейн потянулась к моему рюкзаку.
– Да он тебе и не нужен. – Она выудила несколько свечей, которые я по ее просьбе таскала при каждом удобном случае. – Не зацикливайся на нем. – Из тайника в протезе на свет показалась зажигалка.
– Спасибо вам обоим. – От холода у меня дрожали губы. – За то, что привели меня сюда.
– Мы разложим костер, – пообещал Адам. – К твоему возвращению. – Он дотронулся до моего плеча и отправился в лес на поиски хвороста. Джейн раскладывала наши продуктовые припасы, в разное время позаимствованные на кухне. Оба были заняты делом.
– Я, пожалуй, разденусь полностью. – Я наступила на носок кроссовки, чтобы легче было снять. Рут всегда говорила, что так я бессовестно порчу обувь.
Джейн кивнула моим когда-то белым, а сейчас безнадежно грязным носкам. Я ослабила ремень, расстегнула пуговицы на джинсах и спустила их. То, что я собиралась сделать, лишило меня обычной невозмутимости.
Джейн щелкнула зажигалкой. Вспыхнул огонек свечи.
– Вполне разумно, иначе пришлось бы сушить белье, а для этого нужно время. Нам ведь не нужны опрелости? – Она с силой вкрутила свечу в каменистую почву, а потом зажгла еще одну. – Конечно, опрелость – замечательное слово, с этим не поспоришь.
– Можно мне одну? – Я подбородком указала на свечи. Мои глаза следили за желтыми языками пламени, которое то вспыхивало ярче, то замирало, но не гасло. Они напомнили мне эпизод из фильма «Карате-пацан», из второй части вроде, в котором мистер Мияги везет Дэниел-сана к себе на родину, на Окинаву, и жители деревни устраивают священную церемонию с бумажными фонариками, пускают их по воде среди лодок, и мириады крошечных огоньков пляшут на поверхности воды. Сцена была завораживающая. Даже музыка Питера Сетеры ее не портила.
– Ты хочешь взять ее с собой? Может, лучше карманный фонарик? У меня есть. – Джейн заглянула в передний карман рюкзака.
– Нет, я возьму свечу. Хотя, конечно, ветер все равно ее потушит.
– Да, наверное, – согласилась она, но все равно зажгла третью свечу и передала ее мне.
Я стояла голышом на только что скинутом белье, ледяной воздух колол тело, точно иглами, и даже когда мои пальцы обхватили свечу, лучше не стало. Я прижала ее к себе, к самой груди – ну просто маленькая хористка в сочельник. Единственным источником тепла было чуть заметное пламя, и мне хотелось держать его как можно ближе к себе.
Джейн смотрела на мое лицо в мерцании пламени, на то, как я, совершенно голая, дрожу во мраке каньона и боюсь все испортить. Никогда в жизни я еще так не боялась. Джейн перехватила мой взгляд:
– Ты сможешь. А мы подождем тебя тут.
Вот за это я и любила Джейн.
– Я смогу что, напомни мне?
– Ты уже знаешь сама. Думаешь, что нет, но на самом деле знаешь. То, зачем ты здесь.