— Положительно, — говорил он, — это гораздо лучше, чем двенадцать часов в сутки сидеть согнувшись на своем стуле и возиться с аппаратом!

Между тем Михаилу Строгову удалось сделать так, что их добродушный возница стал подгонять свою лошадь, и они ехали теперь быстрее. Он рассказал Николаю, что они с Надей догоняют своего отца, сосланного в Иркутск, и страшно спешат туда приехать. Николай боялся надорвать свою лошадь, справедливо рассуждая, что другой лошади им не найти, и потому берег ее. Но с частыми роздыхами, например, через каждые пятнадцать верст, она могла совершенно свободно пробежать верст шестьдесят в сутки. Лошадь была сильная и здоровая и по самой породе своей способная переносить продолжительную усталость. В сочном корме недостатку для нее не было — по обеим сторонам дороги росла густая и высокая трава.

Николай вполне понял нетерпение своих спутников. Положение молодых людей, собиравшихся разделить изгнание своего отца, чрезвычайно тронуло его, и он с улыбкой говорил Наде:

— Милосердный Боже! Вот обрадуется-то ваш батюшка, когда увидит вас! Вот будет целовать да обнимать! Если я поеду с вами до Иркутска (а теперь мне кажется это очень возможным), вы мне позволите присутствовать при вашей встрече? Ведь да, не правда ли? — И тут же, ударяя себя по лбу, он прибавлял: — Но воображаю себе, как страшно будет он огорчен, когда увидит, что его старший сын слепой! Ах, как все на этом свете перемешано между собой! Где радость, там и горе!

Результатом всех этих разговоров было то, что они ехали теперь скорее и, по расчету Михаила Строгова, делали от десяти до двенадцати верст в час.

Михаил Строгов имел полное право надеяться, что через восемь, самое большое десять дней, он увидит великого князя. Когда они выезжали из Бирюзинска, перед ними, шагах в тридцати от кибитки, пробежал заяц через дорогу.

— Ах! — воскликнул Николай.

— Что с тобой, милый друг? — с участием спросил его Строгов.

— Ты не видел? — спросил Николай, и лицо его потемнело. — Ах да, ведь я опять забыл, что ты не можешь видеть. Ну, счастье твое, батюшка, что ты не видел!

— Но и я тоже ничего не видела, — сказала Надя.

— Тем лучше!.. Тем лучше!.. Но я… я видел!..

— Что же это было? — спросил Михаил.

— Заяц перебежал нам дорогу, — с ужасом отвечал Николай.

В России существует народное поверье, что если заяц перебежит путешественнику дорогу, то это значит, что в близком будущем его ожидает какое-нибудь несчастье. Николай, суеверный, как и большинство русских малообразованных людей, остановил лошадь. Михаил Строгов понял его смущение, хотя и не разделял с ним его страхов, и стал его успокаивать.

— Нечего бояться, дружище, — сказал он ему.

— Для тебя да для нее нечего бояться, батюшка, я знаю, я боюсь за себя! Это судьба, — прибавил он немного погодя и пустил лошадь рысью.

Между тем, вопреки дурному предсказанию, этот день прошел без всяких приключений. На следующий день, 6 сентября, в полдень, кибитка остановилась в местечке Алсачевске, таком же пустынном, как и все, соседние с ним, окрестности. Там, на крыльце одного из домов, Надя нашла два ножика с твердыми лезвиями, какие носят обыкновенно сибирские охотники. Один она отдала Михаилу, другой — спрятала себе. До Нижнеудинска оставалось не более семидесяти пяти верст. В эти два дня обычно веселое настроение духа совершенно покинуло Николая. Трудно поверить, какое сильное впечатление произвела на него эта дурная примета. Он, до сих пор не могший и минуты посидеть молча, теперь впадал в какое-то мрачно-безмолвное, длившееся целыми часами настроение.