Протарх. Ты говоришь о надписи: «Познай самого себя»[47], Сократ?
d
Сократ. Конечно. Ведь ясно, что надпись, гласящая: «Не познай самого себя», была бы противоположна ей.
Протарх. Разумеется.
Сократ. Попытайся же, Протарх, произвести здесь трехчастное деление.
Протарх. Как ты говоришь? Пожалуй, я окажусь неспособным.
Сократ. Так ты думаешь, что это деление должен произвести я сам?
Протарх. Да, и больше того – прошу тебя об этом.
Сократ. Не должен ли каждый не знающий себя человек быть таковым в трех отношениях?
Протарх. Каким образом?
Сократ. Во-первых, в отношении к имуществу такие люди должны воображать себя богаче, чем они есть на самом деле.
e
Протарх. Да, много людей обманывает себя таким образом.
Сократ. А еще больше, думаю я, обманывают себя те, которые воображают себя более рослыми и красивыми и вообще отличными от того, чем они являются в действительности, во всем, что касается телесных свойств.
Протарх. Совершенно верно.
Сократ. Всего же больше, думаю я, касается это людей, принадлежащих к третьему виду, то есть к тем, кто погрешает в душе своей, воображая себя более добродетельными, чем они есть на самом деле.
Протарх. Да, таких людей очень много.
49
Сократ. А из добродетелей не за мудрость ли более всего состязается толпа, всегда спорящая и полная ложной, кажущейся мудрости?
Протарх. Конечно, за мудрость.
Сократ. Поэтому, кто назовет все это злом, тот будет прав.
Протарх. Весьма даже.
Сократ. Но тут, Протарх, нужно произвести еще одно деление – надвое, если мы хотим усмотреть в ребяческой зависти странную смесь удовольствия и страдания. Но как, спрашиваешь ты, произвести это деление надвое?
b
Люди, неразумно составившие о себе такое ложное мнение, совершенно неизбежно должны, подобно всем вообще людям, либо соответствовать своим крепости и силе, либо нет.
Протарх. Это неизбежно.
Сократ. Поэтому и руководствуйся в своем делении названным признаком; ты поступишь правильно, если назовешь смешными тех из них, которые, будучи слабы и неспособны отметить за себя, когда их осмеивают, в то же время держатся о себе ложного мнения. Тех же, кто в силах отметить, назови страшными, гнусными, опасными;
c
ты отдашь себе, таким образом, самый точный отчет в том, что они собой представляют. В самом деле, неведение сильных опасно и постыдно, так как и само оно, и всевозможные его личины пагубны для ближних, неведение же слабых мы относим к разряду смешных по своей природе вещей.
Протарх. Совершенно верно. Однако смесь удовольствий и страданий во всем этом мне еще не ясна.
Сократ. Возьми сначала силу зависти.
d
Протарх. Продолжай.
Сократ. Бывают ли несправедливые страдания и удовольствия?
Протарх. Конечно, бывают.
Сократ. Но разве можно назвать несправедливым или завистливым того, кто радуется злосчастью врагов?[48]
Протарх. Разумеется, нет.
Сократ. Ну а если кто вместо печали испытывает радость при виде злосчастья друзей – справедлив ли такой человек?
Протарх. Как можно!
Сократ. А не сказали ли мы, что неведение – зло для всех?
Протарх. Правильно.
e
Сократ. Итак, поведя речь о друзьях ложной мудрости и ложной красоты и всего того, о чем мы сейчас рассуждали, и указав, что все это разделяется на три вида, мы назвали смешным все слабое и ненавистным все сильное. Что же: повторим ли мы или нет мое недавнее утверждение, что такое свойство, когда оно безвредно, вызывает смех, даже если оно принадлежит нашим друзьям?