Не стесняясь его, Марина сбросила платье, прекрасно зная, что никогда больше не наденет его, не сможет. Внезапно подняв глаза, поймала на себе полный ужаса взгляд Черепа, глядящего на ее тело.

– Что, нравится?

– Господи… что это такое? Кто это вас так?.. – выдохнул он.

– А то ты не знаешь, – усмехнулась она, беря халат.

Череп подтянул ее к себе, чуть дотронулся кончиками пальцев до рубцов на животе:

– Значит, за все это я перебил тому козлу только одно колено?! Ну, ничего, время есть, проведу его с пользой! – произнес он с угрозой, сузив глаза. – Таких тварей надо калечить так, чтобы смерть избавлением казалась! Как вы выдержали это все, ведь это же дикая боль? – спросил он севшим голосом, поглаживая ее шрамы.

– Убери руки, Олег, – тихо попросила Марина, спокойно стоя перед ним в одном белье и чулках. – Я знаю, о чем ты сейчас мечтаешь, и даже согласилась бы быть с тобой при другом раскладе, но не сейчас, не сегодня, когда я похоронила Федора.

Череп убрал руки, отвернулся, пытаясь совладать с собой. Конечно, ему ничего не стоило бы заставить ее, просто взять силой, но он не сделал этого, и Марина была благодарна ему.

– Как вы догадались? – спросил он, не глядя в ее сторону.

– Не первый ты, Олег, далеко не первый, – грустно улыбнулась она, завязывая халат. – Я давно привыкла, что все поголовно хотят мое тело и совсем никому не нужна я сама. Только Федору это было важно – какая я в душе, а не что я умею в постели.

Коваль улеглась на кровать, плотно завернувшись в одеяло, Череп погладил ее по рассыпавшимся из-под расстегнувшейся заколки волосам:

– Простите, я не хотел обидеть вас…

– Меня сложно обидеть, я же стерва.

Череп остался у Марины – Мастиф настоял, чтобы она не находилась одна. Тем более что свободного времени образовалось много: она уволилась с работы сразу же после похорон Федора, просто не могла больше видеть эту больницу, разочаровавшись в своем деле окончательно. Ее, конечно, поуговаривали остаться, но она-то видела, что все спят и видят, как бы поскорее избавиться от задолбавшей все живое Коваль. «Да пошли вы все!» – абсолютно равнодушно подумала Марина, закрывая за собой больничные двери.

Мастиф одобрил ее решение и даже перешел на «ты», что означало только одно – теперь она член семьи, и место в ней будет занимать отнюдь не последнее, а скорее наоборот. Возможно, кого-то из приближенных Мастифа эта ситуация не устраивала, но рта никто не открывал, да и Череп, будучи всегда рядом, вряд ли позволил бы.

Как-то однажды, вернувшись после очередного визита к Мастифу, Череп усадил Марину перед собой на кухне и серьезно спросил:

– Вы хотите знать, кто убил вашего Федора?

Коваль замерла на краешке стула, не в силах сказать ни «да», ни «нет». Череп вздохнул, закурил, глядя поверх ее головы:

– Я знаю, Марина Викторовна, вы думаете, это Мастиф сделал. Это не так. Случилась пьяная разборка в кафе, гуляли какие-то отморозки молодые, а ваш Федор оказался там же, должен был встретиться с приятелем. Малолетки подняли какой-то базар, что-то за деньги вроде, стали орать, дебоширить, и он, Федор, сделал им замечание. А среди них нашелся какой-то идиот – ствол вырвал, ну и…