В 50-е годы, при великом хане Мункэ, монголы решили упорядочить систему сбора дани на Руси. В 1253 году хан поручил Бицик-Берке произвести «исчисление народу» в русских землях. В 1257 году Мункэ назначил русским «даругой», то есть верховным сборщиком податей, своего родственника Китата. Тот начал свою деятельность с проведения поголовной переписи населения. Организация переписи возлагалась на русских князей и ордынских представителей.

Первые же известия о переписи вызвали взрыв возмущения новгородцев. Был убит посадник Михалко, ставленник великого князя. Восставшим, видимо, сочувствовал и новгородский наместник князь Василий, сын Александра Невского; при приближении великокняжеских полков он бежал в Псков. В этой обстановке послы ордынские могли приехать в Новгород только в сопровождении самого великого князя и его дружины. Это было похоже на настоящий военный поход, в котором приняли участие многие русские князья.

Начались расправы и казни новгородских «мятежников», но сломить сопротивление непокорного города так и не удалось. По словам новгородского летописца, «почаша просити послы десятины, тамгы, и не яшася новгородьци по то, даша дары цесареви и отпустиша я с миром».

В лето 1257 пришла в Новгород весть из Руси злая[170], что хотят татары тамги[171] и десятины от Новгорода. И волновались люди всё лето. А зимой новгородцы убили Михалка-посадника[172]. Если бы кто сделал другому добро, то добро бы и было, а кто копает под другим яму, сам в неё ввалится.

В ту же зиму приехали послы татарские с Александром, и начали послы просить десятины и тамги. И не согласились на то новгородцы, но дали дары для царя Батыя[173] и отпустили послов с миром.

В лето 1259 зимою приехал с Низа Михайло Пинещинич со лживым посольством, говоря так:

   — Соглашайтесь на число, не то полки татарские уже на Низовской земле.

И согласились новгородцы на число. В ту же зиму приехали окаянные татары сыроядцы[174] Беркай и Касачик с жёнами своими и иных много. И был мятеж велик в Новгороде. И по волости много зла учинили, когда брали тамгу окаянным татарам. И стали окаянные бояться смерти и сказали Александру:

   — Дай нам сторожей, чтобы не перебили нас.

И повелел князь сыну посадникову и всем детям боярским[175] стеречь их по ночам. И говорили татары:

   — Дайте нам число, или мы уйдём прочь.

Чернь не хотела дать числа, но сказала:

   — Умрём честно за святую Софию, за дома ангельские[176].

Тогда раздвоились люди: кто добрый, тот стоял за святую Софию и за правую веру. И пошли вятшие, против меньших[177] на вече и велели им согласиться на число. Окаянные татары придумали злое дело, как ударить на город — одним на ту сторону, а другим — озером на эту. Но возбранила им, видимо, сила Христова, и не посмели.

Испугавшись, новгородцы стали переправляться на одну сторону к святой Софии, говоря:

   — Положим головы свои у святой Софии.

А наутро съехал князь с Городища[178], и окаянные татары с ним. И по совету злых согласились новгородцы на число, ибо делали бояре себе легко, а меньшим зло. И начали ездить окаянные татары по улицам и переписывать дома христианские. Взяв число, уехали окаянные, а князь Александр поехал после, посадив сына своего Дмитрия на столе».