– Боже правый! – еле слышно произнесла она, хватаясь за горло, будто ей перехватило дыхание. – Боже пресвятой…

«Не шевелись!» – гаркнул я. Хотел гаркнуть… получилось почему-то вежливо и просительно: «не шевелитесь…», да еще к тому же совсем тихо.

– Что? – с интересом спросила старушка.

– Не шевелитесь, пожалуйста, – сказал я уже громче.

Старушка перекрестилась. И запричитала:

– Кто ж тебя сюда засунул, малец? Что ж за изверг… сейчас я полицию позову, врача…

– Не надо! – крикнул я. – Стойте! Не надо никого звать!

Будь бабулька отмороженной, она бы нипочем мою просьбу не исполнила. Но она явно была нормальной. И голосить перестала. Наоборот, нахмурилась и спросила:

– А уж не сам ли ты… а?

– Сам, – хватаясь за соломинку, сказал я. Заерзал, пытаясь распрямиться и выбраться из чемодана, но получалось это плохо. – Хотел… на Иней попасть хотел.

– Пороть тебя некому! – С этими словами старуха схватила меня за плечи. Руки у нее оказались неожиданно сильные, она легко вытащила меня из чемодана, и я наконец-то смог осмотреться. Не сразу, правда. Вначале подергался, распрямляясь, – ноги никак не хотели двигаться, а живот сводило судорогой.

Чемодан стоял на длинном, навевающем уныние металлическом столе, занимавшем угол огромной комнаты. Все остальное пространство было занято стеллажами, а на них, до самого потолка, громоздились чемоданы, сумки, пакеты, свертки, контейнеры, ящики, тубусы, рулоны, бесформенные узлы. Я увидел даже пару спортивных велосипедов (со сложенными внутрь рулями и педалями), двухметровый кусок мраморной колонны (обмотанный упругими амортизирующими лентами), игрушечный детский автомобильчик (если поднапрячься, даже я бы смог в него сесть… особенно сейчас), спортивную лодку (внутри – еще какие-то свертки и весла), статую, изображающую голого мальчика с луком и стрелами (это какой-то мифологический бог, только я забыл какой, наверное – покровитель охоты).

Чего только люди не тащат с собой между звездами!

– Встать можешь? – сурово спросила старушка, подбоченясь. Она и впрямь была старой, но крепкой, и от старушечьего у нее был только платок на голове – а так она носила джинсовый комбинезон и ботинки-докеры на высокой подошве. Я попытался спрыгнуть со стола – и едва не упал. Стоять можно было лишь скособочившись, словно дряхлому старику с приступом ревматизма. – Как такое можно учудить? – продолжала возмущаться бабка. – Голова у тебя работает? Приключений захотелось? А попал бы в грузовой трюм, что дальше? А поймали бы тебя? Думаешь, поругали бы и отпустили? Знаешь, что теперь твоим родителям будет?

– Ничего не будет, – пробормотал я. Ужасно хотелось в туалет… да что со мной сегодня? – Они умерли.

Гнев старушки мигом сменился жалостью.

– Господи спаси… Да что с тобой, малец?

– Туалет тут есть? – пробормотал я.

– Идем…

Старушка помогла мне дойти до неприметной дверцы в стене. Перед тем как нырнуть туда, я попросил как можно жалобнее:

– Не говорите никому, что нашли меня! Пожалуйста! Я сейчас все вам объясню!

Поколебавшись, старушка все-таки кивнула. Почему-то я ей верил и, не колеблясь больше, нырнул в туалет.