Эмма с трудом оторвала взгляд от плеч Чейза. Он прав, как это ни печально. Их ребенок будет расти в атмосфере семейного разлада.
— И что нам делать? — Она говорила тихо, не скрывая тревоги. — Мы не можем позволить дрязгам наших семей отразиться на ребенке.
Чейз сказал так же тихо:
— Не волнуйся, дорогая, я никому не позволю использовать нашего сына в своих меркантильных целях. — Он быстро пожал плечами. — Или нашу дочь.
Ей очень нравилось то, как спокойно он говорит, она верила ему безоговорочно, и у нее остался всего один вопрос:
— Как ты намереваешься сделать это?
— Легко. Если им нужен кто-то из нас, им придется сотрудничать.
— Даже твоему брату?
Чейз помрачнел:
— Особенно моему брату.
— Интересно будет посмотреть.
— Не переживай, Эмма. Ты и наши дети всегда будете на первом месте для меня.
— Наши дети? Дети?
Вместо ответа, он быстро поцеловал ее в макушку, и она не смогла устоять и прижалась к нему. Если бы вокруг было меньше народу, она не постеснялась бы продолжить. Его обещание наполнило ее тоской по чему-то большему, прочному, постоянному, по их общему дому, в котором будет звучать смех детей и который будет согрет любовью, и не просто любовью, а любовью Чейза. Ей хотелось создать настоящую семью.
— Эмма! — Пенни поманила ее к палатке, на прилавке которой сияло золото и серебро. — Посмотри-ка.
Эмма улыбнулась Чейзу — обещающе и с ноткой сожаления — и присоединилась к его матери. Пенни показала на стойку с браслетами.
— Что думаешь?
Эмма наклонилась, внимательно разглядывая стойку. Браслеты состояли из бусинок, камешков и медных обрезков интересной формы.
— Я не часто ношу украшения, но эти мне очень нравятся. Интересные и забавные. А вот этот похож на хищника и напоминает мне о Чейзе.
Пенни понимающе кивнула:
— Глаза из глазури и отличная форма.
— По-моему, я должен обидеться, — пробормотал Чейз и посмотрел на Боба: — Я должен обидеться на то, что меня сравнивают с браслетом?
— Определенно.
— В таком случае я обиделся.
Эмма взмахом руки велела ему замолчать и продолжила обсуждать украшения с Пенни.
— Они не должны мне нравиться, но нравятся.
— Почему не должны? Слишком простенькие для Уорт?
Эмма хихикнула и сказала так надменно, как только могла:
— Разумеется. Уорты носят только золото и бриллианты. — Она взяла один из браслетов. — Нет, просто я думаю, что не смогу носить их правильно, чтобы было видно их красоту. Но они очень нравятся мне.
— По-моему, вот этот тебе очень пойдет, — настойчиво сказала Пенни, — и носить его ты очень даже сможешь.
— Вы меня убедили. — Эмма достала кошелек. — Я возьму.
— Убери деньги, я хочу подарить его тебе.
— Нет-нет, я не могу…
— Ты носишь моего внука или внучку, — мягко сказала Пенни. — Пожалуйста, позволь мне сделать тебе подарок. Он не слишком дорогой, а мне будет очень приятно.
Эмма сдалась:
— Конечно. Спасибо. — Она надела браслет и вытянула руку, любуясь им. — Великолепно.
— Разумеется. Уверена, что думала о тебе, когда делала его, просто не осознавала этого до нашей встречи.
Эмма замерла:
— Что?
Пенни засмеялась:
— Боюсь, я тебя провела. На досуге я делаю такие браслеты, а мой друг продает их на ярмарках. Вот, смотри! — Она развернула руку Эммы и показала на медную монетку, вплетенную в браслет. — Пенни — это моя подпись.