Я понимал, что последует дальше, и, судя по гримасе Гидеона, он тоже знал это. Нас будут долго допрашивать, но, даже если мы ответим на все вопросы, все равно запытают до смерти. Возможно, мы увидим, как собравшиеся вокруг твари пожирают части наших тел. Но, если повезет, один из этих уродов в процессе перевозбудится настолько, что убьет нас быстро.
Вторинец поспешно отполз, раболепно уступая место приближающемуся первенцу. Чужак навис над нами. Пристально изучив все жертвы, он ткнул меня своей клешней, точно промышленной стамеской, мигом выбив из меня дух. Удовлетворившись, по–видимому, результатом, он перешел к Гидеону и поступил с ним так же. Но тот, похоже, был не настолько серьезно ранен, как мне казалось: резко подтянув корпус, он вцепился в один из крабьих стебельков–глаз, стремясь хоть как–то навредить врагу. Стремительно взлетела клешня, щелкнула, и Гидеон заорал. Из запястья его хлынула кровь, а кисть руки шлепнулась на землю. Первенец двинулся к последнему в нашем ряду живых и принялся тыкать человека клешней, извлекая душераздирающие стоны. Безобразный вторинец тем временем подскочил сзади, поднялся на задних ногах, а передними–манипуляторами, вылезшими из–под брюха, поймал руки Гидеона. Что–то щелкнуло, и капитан закричал снова. Теперь его предплечье над изувеченной кистью стискивал железный обруч. Враги не хотели, чтобы кто–либо из нас истек кровью и умер преждевременно.
А первенец все продолжал тыкать раскачивающееся тело солдата без лица. Затем, видно, придя к какому–то решению, он щелкнул дважды, отрезав человеку обе ноги по щиколотку, поймал на лету падающего и отпихнул тело в сторону. Потом пару раз булькнул, и вторинцы сомкнулись вокруг жертвы. Визжал несчастный недолго — слишком уж чужаки изголодались по свежатине. В считаные секунды солдата разорвали на хрустящие кусочки, исчезнувшие под жующими жвалами прадоров.
Первенец вернулся ко мне и Гидеону, забулькал, и из спрятанной под челюстями коробочки переводчика раздался человеческий голос:
— Отцы идут. Требуется проверка.
— К черту твоих безногих отцов и тебя самого! — заорал Гидеон.
Он был смелым человеком, знаю, но знал я и то, что капитан пытался ускорить свой конец.
Шест дернулся, я скосил глаза и увидел, что нашу жердь ухватил все еще радостно жующий вторинец. Ухватил — и сбросил с танка. Мы рухнули, и следующее, что я помню, — вторинец волочит меня по скале. Я не боролся, как Гидеон, но результат оказался таким же. Мы оба лежали, уткнувшись носами в камень, пригвожденные к земле железными скобами, удерживающими наши руки и ноги. Я даже испытывал некоторое облегчение после столь долгого пребывания в подвешенном состоянии вниз головой, но не мог понять, зачем нас сняли.
Прошел час или больше, когда мне удалось чуть–чуть повернуть шею и посмотреть, что творится вокруг. Прадоры нас не трогали. Один из вторинцев попытался подкрепиться трупом — и ему раскроили за это панцирь. Он кособоко отполз, шипя, булькая и сочась зеленой кровью.
Такова дисциплина у прадоров и таковы наказания. Впрочем, подобная рана не убьет гада.