– Э! Куда! – схватив за шиворот товарища и отчаянно упираясь костылем, одноногий звонарь кое-как затащил его обратно на колокольню.

– Все нормально, – тряся головой и знаками показывая, что все в порядке, промычал Николай Сергеевич.

А стрелы все летели и летели, щедро осыпаясь на кровли, сшибая мечущихся туда-сюда «пожарных» и творя вред. Вот кое-где уже заплясали язычки пламени. По земле и по крышам уже лежали распластанные тела, между которыми носились уцелевшие «гасители».

Впрочем, обстрел этот продолжался недолго. Стрелы, прихваченные для первого штурма, закончились, да и бьющие из-за зубьев стен дружинники, оставаясь практически недосягаемыми для стрел неприятеля, нещадно обстреливали нападавших, сминая их и без того неровные колонны. Минута, другая, третья, и вот, дрогнув, волна начала откатываться прочь от стен города. Сначала прочь из зоны досягаемости тюфяков да эрзац-арбалетов, затем – луков да самострелов, а затем – и из зоны поражения пороков.

– Отбились, слава Богу, – подошел к оцепеневшему от увиденного товарищу звонарь.

– А? – подпрыгнул тот, когда рука Слободана легла ему на плечо.

– Худое дело – война, – оглядев крыши, мрачно сплюнув, продолжал тот. – Пойдем-ка, подсобим, – кряхтя и охая, он пополз вниз. Словно во сне, Булыцкий последовал за ним.

Там, внизу, закрывая глаза и стараясь не глядеть по сторонам, он помогал стаскивать к монастырю убитых, вырывать из плоти стрелы, перевязывать раны да усмирять-таки разошедшееся пламя отдельных домов. Тут уж и аптечка пригодилась, что с собой прихватил. Перекись, зеленка, обезболивающие, йод да бинты со жгутами… Правда, ненамного и хватило их, но все-таки…

Воздух наполнился стонами и криками несчастных, причитанием носящихся над ними баб да горестными воплями оплакивающих убитых. Когда немного пришли в себя и посчитали потери, то поняли, что при штурме как раз больше всего погибло пожарных. Даже если и не убивало их с первого попадания, частенько так случалось, что не могли к ним товарищи добраться, и те лежали, крича о помощи до тех пор, пока страдания их не прерывались очередной шальной стрелой.

Булыцкий бродил по городу в поисках тихого уголка, но везде натыкался на раненых и убитых. Везде, отовсюду доносились до слуха его вопли и стоны. Везде нос к носу встречался он со смертью. Везде преследовали его видения орущих парней да юнцов. Дотащив измученное тело до бочки с водой, он едва не шарахнулся в сторону, увидав свое собственное отражение: вымазанный в саже и копоти, взлохмаченный пещерный человек. Дернувшись зачерпнуть воды, чтобы ополоснуть физиономию, он обнаружил, что руки измазаны в крови вперемешку с грязью. Пенсионера вырвало.

– А ты молодец, – когда мужчина, вернувшись назад, взгромоздился на невесть откуда взявшийся на колокольне топчан, приветствовал его Слободан. – У кого и горячка началась, от мертвяков да раненых вида, а ты – ничего. Как мерин тягал. Наравне с молодыми. А я вот не смог. Не сдюжил. Погано стало. Утек на колокольню свою. Схоронился, трупьев не видеть чтобы. Да хорошо мне, на увечье сослаться могу, – зло сплюнул он в сторону стены, за которой уже начали собираться отряды неприятеля.