— В таком порядке?
— Именно в таком. Подобные навыки позволяют отличить офицера легкой кавалерии от жалких пехотинцев, привыкших ходить по земле и сражаться по колено в грязи, словно дикари. Фредерик бросил взгляд на развалины фермы.
— Кстати, о дикарях… — начал он, указывая на серые стволы олив, — что-то их не видно. Похоже, наше появление их здорово напугало.
— Не надейся. Я чувствую, они где-то здесь, ждут, когда один из нас отстанет от своих, чтобы повесить его на дерево и вспороть живот. Или строятся со своими серпами и мушкетами, чтобы сразу вдруг появиться у нас прямо перед носом. Клянусь гвоздями распятия, я с ума схожу от желания нанизать их на свою саблю!.. Ты уже знаешь про вчерашнее?
Фредерик недоуменно покачал головой:
— Нет, похоже, не знаю.
— Я сам только сейчас узнал, и все никак в себя не приду. Вчера наш патруль заехал на одну ферму, чтобы напиться воды. Хозяева сказали им, что в колодец пересох, но они не поверили и опустили туда ведро. Знаешь, что они вытащили? Кивер пехотинца. Тогда один солдат спустился туда на веревке и нашел тела трех наших; несчастные заночевали на ферме, и им перерезали горло во сне.
— И что было дальше? — спросил Фредерик, тщетно пытаясь унять дрожь.
— Что дальше? Можешь представить, как озверел наш патруль, когда это увидел… В общем, они ворвались в дом и убили всех: хозяина, его жену, сыновей-подростков и девочку, совсем малышку. А потом подожгли ферму и поехали своей дорогой.
— Поделом!
— Я тоже так думаю! Что толку церемониться с этой нечистью, Фредерик? Их нужно убивать, как бешеных собак.
Фредерик не стал спорить. Воспоминания о растерзанном Жуньяке наполняли его сердце ужасом и яростью.
— И все же, — сказал юноша, помолчав немного, — они по-своему защищают свою землю. Ведь мы захватчики.
Де Бурмон прикусил ус в неподдельном гневе:
— Захватчики? Да разве на этой земле есть что защищать?
— Мы свергли их королей…
— Королей? Этих ничтожных Бурбонов, кузена которых во Франции отправили на гильотину? Жирный и тупой король, развратная королева, которая изменяла ему с половиной двора… У них не было прав на престол. Они ни на что не годились.
— Я полагал тебя защитником старой аристократии, Мишель.
Де Бурмон презрительно усмехнулся:
— Одно дело старая аристократия, и совсем другое — упадок и мракобесие. Сейчас Франция — маяк для всей Европы, у нас рождаются самые лучшие, самые прогрессивные идеи. Мы несем свет, несем новый порядок. Довольно попов и святош, инквизиции и суеверий. Мы вытащим этих дикарей из черного болота, в котором они живут, даже если для этого придется их всех перестрелять.
— Но ведь у короля Карла есть наследник, его сын Фердинанд. — Фредерик был не слишком уверен в собственных аргументах, просто ему не хотелось прекращать интересный разговор. — Испанцы хотят посадить на трон его. Они называют его Любимцем народа, Желанным монархом и еще по-всякому.
Де Бурмон расхохотался:
— Этого? Те, кто видел этого любимца, говорят, он трус и ничтожество, который не даст за народ, начертавший его имя на своих знаменах, и ломаного гроша. Ты не читал в «Мониторе»? Он неплохо устроился по другую сторону Пиренеев и шлет Императору поздравления после каждой нашей победы в Испании.