– Как по-вашему, сударыня, Георгий Алексеевич мог быть заинтересован в устранении своей супруги? – решился Бутурлин.
– Бог мой, Дмитрий Владимирович, о чем мы с вами говорим, – усмехнулась Амалия. – Допустим, Наталью Дмитриевну убивают: так это же следствие, подозрения, а при нынешнем состоянии газет еще и огласка, и вынесение на публику подробностей твоей частной жизни. И вообще, насколько мне известно, Георгий Алексеевич хотел лишь разъехаться с ней, чтобы иметь возможность чаще бывать с Марией Максимовной и видеть своего ребенка.
– Откуда вам это известно, сударыня?
Видя, что отступать ей некуда, Амалия рассказала о разговоре, который слышала в день своего отъезда.
– Георгий Алексеевич даже не заводил речь о разводе, – добавила баронесса Корф, – только о том, чтобы жить раздельно.
– А Наталья Дмитриевна не соглашалась?
Вопрос показался Амалии неумным, и она подумала, что ее собеседник, судя по всему, не слишком хорошо знает жизнь.
– Женщина никогда не уступит другой свое место добровольно, если речь идет о мужчине, – ответила баронесса Корф. – Быть брошенной значит в глазах общества потерять все или почти все. В годы Натальи Дмитриевны такое положение особенно обидно и унизительно.
– Признайтесь, сударыня, вы все же не верите в то, что с ней могло что-то произойти, – веско промолвил Бутурлин, глядя Амалии в глаза.
– Я уже сказала вам, Дмитрий Владимирович: бесследно – вот что кажется странным. Женщина выходит из дома пешком, без денег, как вы говорите, и словно растворяется в воздухе. Пешком она не ушла бы далеко, а раз так, ее уже давно нашли бы. Если в лесу на нее напал зверь, то остались бы следы; если произошло убийство, то опять же…
Бутурлин поймал себя на мысли, что ему наскучил этот бессвязный лепет о следах, который, помимо всего прочего, заключал косвенное обвинение в его адрес, что раз он до сих пор ничего не нашел, значит, плохо ищет; и он решил поставить собеседницу на место – разумеется, в вежливой форме.
– Хорошо, госпожа баронесса, у меня есть одна история о следах и убийцах, которая вам понравится, – быстро проговорил он. – Дело было… ну, допустим, в Луге несколько лет назад. В меблированных номерах жили трое: муж, жена и дочь жены от первого брака. Падчерица ненавидит отчима и даже не скрывает своего отношения. Жена ссорится с дочерью и защищает мужа. В день, о котором идет речь, они отправились с друзьями обедать в трактир. Неожиданно жена падает без сознания, ее пытаются привести в чувство, зовут на помощь – тщетно: она умирает. Доктору кажется странным вид трупа, он настаивает на вскрытии и обнаруживает, что женщину отравили. Проверяют трактир, служанок, кухарок – ничего подозрительного; проверяют друзей – они имели с покойной мелкие разногласия, но ничего, что может стать мотивом убийства. Сам яд не мог упасть с неба, но никто из присутствующих за столом не заметил, чтобы в чашку или тарелку жертвы пытались что-то подсыпать или подбросить. Так кто отравил бедную женщину, госпожа баронесса? Какие следы укажут на преступника?
– А где именно был яд? – спросила Амалия.