А затем были долгие ночи морского пути — ночи, полные одиночества, неудовлетворенного томления и бесконечных, назойливых размышлений обо всех поворотах ее судьбы и непостоянстве удачи. Тогда-то в ней и зародилась доселе неведомая, хрупкая потребность любви, желание преподнести господину или госпоже всю свою душу, ибо теперь она больше чем когда-либо нуждалась в равновесии и опоре.

Прибиравший Красавицу юнец между тем нанес ей золотую краску на волосы лобка, старательно оттягивая каждую кудряшку и отпуская упругой пружинкой. Девушка едва сдерживалась, чтобы не задвигать бедрами. Затем к ее глазам поднесли пригоршню чудесных отборных жемчужин — и вскоре усеяли ими лобок, чем-то надежно приклеивая к коже. «Милые украшеньица!» — улыбнулась принцесса.

На мгновение она зажмурила глаза, ощущая, как остро заныло ее пустое, истомившееся лоно. Потом взглянула на Лорана, лицо которого за счет золотого рисунка приобрело восточный типаж. И соски, и толстый пенис принца были восхитительно напряжены. Как и лицо, его тело тоже было сплошь покрыто золотыми узорами, подчеркивавшими его впечатляющие размеры и мощь, а на лобке вместо жемчужин сияли несколько довольно крупных изумрудов.

Лоран улыбался трудившемуся над ним мальчишке, глядя на него так, словно мысленно стягивал с него причудливые шелка. Потом он повернул голову к Красавице и, медленно поднеся пальцы к губам, послал заметный только ей, легкий воздушный поцелуй. Принц лукаво подмигнул ей, и девушка еще острее почувствовала томление в разгоряченной промежности. Все же как он великолепен, этот Лоран!

«О, пожалуйста, только бы нас не разлучили!» — взмолилась про себя она. И не потому, что она хоть когда-либо подумывала завладеть Лораном (хотя это было весьма заманчиво!) — без соплеменников, в одиночку она здесь просто пропадет, погибнет…

И тут ее как громом поразила ужасная мысль: она совершенно не представляет, что с ней будет во владениях султана, и от нее здесь ровным счетом ничего не зависит! Отправляясь в городок, Красавица понимала, что ее там ждет: ей кое-что уже порассказали. И даже на подъезде к замку она знала, что с ней будут делать: кронпринц успел по пути подготовить ее к новой жизни. Но все, что связано с этими землями, полностью оставалось за пределами ее разумения. И от этого внезапно нахлынувшего страха неизвестности она вся побледнела под своим затейливым золотым рисунком.

Наконец их грумы жестами приказали своим питомцам подняться. Как всегда, нетерпеливо жестикулируя, они знаками велели пленникам застыть на месте, хранить молчание и вообще проявлять всяческую покорность и послушание — и невольники замерли, стоя кружком лицом друг к другу.

Красавица почувствовала, как ей приподняли и соединили за спиной руки, словно она была бестолковым существом, даже неспособным сделать это самостоятельно. Приставленный к ней юноша коснулся ладонью ее затылка и, когда девушка податливо склонила голову, легко поцеловал в щеку.

Застыв в этом положении, Красавица не могла отчетливо видеть остальных пленников. Она разглядела лишь, что Тристану тоже украсили жемчугом интимные места, и, натертый красящим маслом с головы до пят, он весь светился и блестел, а его светлые напудренные кудри казались даже более золотыми, нежели тело.