Потом лицо его как-то смягчилось.

– И, может, это и к лучшему, потому что мне пришло в голову, что все мои разговоры об Альфе Центавра и ее спутнике были глупостью. Я знаю сейчас, куда Земля переместила свою тайну.

Пилорат удивленно уставился на него, а затем, игнорируя последнее замечание, вернулся к тому, которое повергло его в изумление:

– Но как Фоллом могла потребовать две взаимоисключающие вещи?

– Она говорила, что хочет, чтобы корабль шел к Солярии.

– Ну, конечно, она этого хотела.

– Но что она подразумевала под Солярией? Она не могла узнать Солярию из космоса, поскольку никогда не видела ее оттуда. Когда мы торопливо покидали ее мир, она спала. И, несмотря на прочитанное из вашей библиотеки и помощь Блисс, мне кажется, она так и не смогла представить, что в Галактике сотне миллионов звезд и миллионы обитаемых планет. Воспитанная под землей и в одиночестве, она смогла уловить только то, что миры различны – но как их много? Два? Три? Четыре? Для нее любой мир, который она видит, похож на Солярию, а поскольку я предложил Блисс попытаться успокоить ее намеком, что если мы не найдем Землю, то вернем ее на Солярию, она могла представить, что Солярия находится рядом с Землей.

– Но откуда вы можете знать это, Голан?

– Она сама сказала нам, Яков, когда мы ворвались сюда. Она крикнула, что хочет отправиться на Солярию, а потом добавила: «туда… туда…», кивая головой на экран. А что было на экране? Спутник Земли. Его не было там, когда я выходил из рубки перед обедом. – На экране была Земля. Видимо, говоря о Солярии, Фоллом мысленно представила спутник, а компьютер в ответ сфокусировался на нем. Поверьте мне, Яков, я знаю, как работает компьютер. Кто может знать это лучше?

Пилорат посмотрел на полумесяц, видневшийся на экране, и задумчиво сказал:

– На одном из языков Земли его называли «Moon», на другом «Луна». Вероятно, были и другие названия. Вы только представьте, старина, мир со многими языками: непонимание, осложнения…

– Луна? – сказал Тревиз. – Что ж, это довольно просто… Кстати, может быть, ребенок инстинктивно попытался двинуть корабль своими преобразовательными долями, используя корабельный источник энергии, и это вызвало временные инерционные возмущения… Впрочем, все это не важно, Яков. Важно лишь то, что все это привело Луну – мне нравится ее название – на экран, увеличило и оставило там. Я смотрю на нее и удивляюсь.

– Чему, Голан?

– Ее размерам. Обычно мы не обращаем внимания на спутники, Яков: они такие маленькие, если вообще существуют. Но с этим дело другое. Это МИР. Его диаметр около 3500 километров.

– Мир? Вряд ли его можно назвать так. Он не может быть обитаем. Даже диаметра в 3500 километров недостаточно. У него нет атмосферы, я могу сказать это едва взглянув на него. Его окружность резко отделяется от пространства, так же как светлые участки от темных.

Тревиз кивнул.

– Вы становитесь опытным космическим путешественником, Яков. Да, вы правы, там нет воздуха и воды. Но это значит только, что необитаема незащищенная поверхность Луны. А под поверхностью?