— Хочется, чтобы случившиеся послужило вам обоим уроком, — проговорил Иван Иванович, обращаясь к растерянному прапорщику Сирко.
— Дядя Ваня, разве это я? — взмолился тот. — Санька все затеял. Я, конечно, дурак, за нож схватился. Но это от обиды: при девчонках — по роже, и почти ни за что...
— Да есть, видимо, за что, — с горечью ответил Иван Иванович и показал сыну на «Волгу», стоявшую неподалеку на площадке. — Садись, — Когда Саня ушел, он спросил Славку: — Ты можешь мне толком объяснить, какая кошка пробежала между вами?
Тот пожал плечами.
— Ума не приложу... Вы бы знали, как я о нем скучаю в армии. И всем рассказываю, какой у меня друг — великим ученым будет. Да я за Саньку — кому угодно голову скручу. Он мне роднее жены и сына... Что на него нашло?..
Он недоумевал и был искренен в своем недоумении.
Не понимал по-прежнему причины распри друзей и Иван Иванович.
— Ну ладно, иди, — отпустил он Сирко. И выругался: — Дурачье! Мой совет: завтра с утра к военкому и, пока не передали протокол, кайся...
— Дядя Ваня, я же понимаю... Отправят депешу в часть — меня в два счета демобилизуют...
Совсем иначе был настроен Саня. Сначала Иван Иванович хотел сесть рядом с ним на заднее сидение, но почувствовал, что этого делать не стоит.
Ехали молча. Саня сидел затаившись. Порою Ивану Ивановичу казалось, что сын даже не дышит. Хотелось обернуться, но он сдерживал себя.
Наконец Саня заговорил:
— Ты... дома-то нашим... без подробностей, мол, подрались — и все. А то Марина разохается. Да и Аннушка слезу прольет.
Иван Иванович не без сарказма ответил:
— Само собою — никаких подробностей. Для женщин — не интересно. Это же не кинофильм «Гамлет» с участием Смоктуновского — всего-навсего двести шестая, часть третья, как ты сам уточнил. До семи лет... Марина, она знает, как скрипят тюремные ворота, так что ее не удивишь. Словом, обойдется без охов-вздохов. А вот Аннушку... Та на слезу слаба и вообще — придира, сделает из «шалости» кандидатика в ученые-геологи трагедию и, чего доброго, перейдет с валидола на нитроглицерин. Но это все — мелочи жизни. Суета сует... Главное, что мы про-де-мон-стри-ро-ва-ли! Только что? Кому? И во имя чего?
У Марины судьба трудная. По злой воле полицая Гришки Ходана она попала в Германию. Вернулась оттуда со жгучей тоской по Родине. Но вытравила жизнь на ней тавро: «была в оккупации»... В общем, Марина не сразу нашла свое место в новой, послевоенной жизни. Обиженная и поруганная, она пристала к тем, кто в ту трудную для нее пору был с ней ласков...
Юристы о таком случае говорят: «Устойчивая преступная группа». Марина перешивала краденое. Правда, не без влияния Ивана, она, в конце концов, восстала против такой судьбы...
Теперь Иван Иванович может себе признаться: в ту пору он любил разудалую красавицу Марину. Но удерживался от последнего, решающего шага. Чувствовал: Марина что-то скрывает от него. А может, главной причиной сдержанности была Аннушка, существо преданное и нежное?..
Ночь, тревожные раздумья, неизвестность, мучившая отца... Все это напоминало Ивану Ивановичу последнее «любовное» свидание с Мариной. Оно состоялось после суда, где молодой участковый выступал свидетелем.