Ножки стула жалобно стонут, проехавшись по деревянному полу, но этот звук тонет в окружающем галдеже, как и мой собственный писк неожиданности.

— Ох… — упираюсь рукой ему в плечо и вздрагиваю, когда его ладонь ложится на мое колено.

Его глаза так близко, что я вижу каждое золотое вкрапление, и еще вижу, что они у него абсолютно осмысленные, в отличии от моих глаз, которые мечутся по его расслабленному лицу.

Нос заполняет его запах, перебивая все посторонние.

Вздрагиваю, когда горячая сильная ладонь начинает ползти вверх к резинке чулка. Большой палец надавливает на внутреннюю поверхность бедра, вызывая мурашки между ног, но как только длинные пальцы начинают толкать вверх край моего платья, вцепляюсь ногтями в широкое запястье и сиплю:

— Убери.

— Я думал ты азартная, — говорит, остановив руку.

— Все смотрят, — чувствую, как от притока адреналина бухает в груди сердце.

В диком протесте мой внутренний голос орет о том, что он… никогда не позволил бы себе такого с какой-нибудь отглаженной столичной фифой, которая за такое совершенно точно дала бы ему по лицу. Потому что он совершенно точно собрался засунуть руку мне под платье и проверить на месте ли мои трусы самолично.

Это потому что я одета, как шлюха?

— Никто не смотрит, — глядя мне в глаза, говорит он. — Всем плевать.

Вдохнув и задержав дыхание, перевожу глаза ему за спину и вижу, что всем и правда плевать. Люди приходят и уходят, галдят за своими столиками, таскают подносы с едой, стучат пивными бокалами.

— А тот парень, — делаю рваный выдох, переведя на него глаза, — который справа?

— Он смотрит, да, — кивает этот говнюк.

— Ты… больной? — выпаливаю ему в лицо. — Адреналинщик?

— Иногда.

Его ладонь жжет мою кожу, но еще больше меня изнутри жжет желание сделать это. Дать ему по лицу. Такие вещи… такие ужасно пошлы и грязные вещи я могла бы позволить только тому, кому доверяю! Мужчине, которому доверяю, а не тому, которого вижу второй раз в жизни. Я ему не доверяю. И мне ужасно некомфортно с чужой рукой у себя между ног! В месте, под завязку набитому посторонними людьми. Это гасит все возбуждение, которое тлело где-то внутри. Шлюха из меня просто никакая.

— Убери руку, — прошу с угрозой.

— Ты сегодня напряженная, — замечает он. — Не хочу, чтобы когда мы начали трахаться, ты мне откусила член или голову.

— Если не уберешь руку, мы не будем трахаться, — смотрю в его красивое лицо, чувствуя, как от всей этой ситуации по шее и щекам ползут красные пятна.

Его рука убирается к черту так же внезапно, как и появилась.

Одергиваю платье, не решаясь смотреть по сторонам и, толкнув его в грудь, спрыгиваю со стула.

Схватив со стола телефон, иду в туалет, колотясь с головы до ног от омерзения к самой себе.

На что я рассчитывала? На свидание при свечах? На то, что мир вокруг розовый и теплый, как и все люди мира?

— Мудак… — шепчу, открывая кран и подставляя под него свои ледяные руки.

По щеке бежит слеза. Стираю ее со злостью, не желая смотреть на свое отражение.

Я красивая, и это ни разу в жизни не принесло мне ничего, кроме проблем. В восемнадцать я думала, что это мое богатство, а сейчас знаю, что это — самая гнилая инвестиция, в которую могли вложиться мои родители.